Григорий Шелихов

Андреевич, позарез мне в Славороссии нужный...

- Где?..

- В Слав... в Америке, говорю я, нужный! - поправился Шелихов.

- В Аме-ри-ке! - разочарованно протянул Баранов. - Чужая сторона

и уж мне-то вовсе не нужна, а я думал, ты новую землю открыл и зовешь

Славороссией... Это бы подходяще!

- Да оно так и есть, - горячо подхватил мореход и сбивчиво стал

объяснять, что это такая страна, которой еще нет, но которая будет,

если они возьмутся наладить в ней жизнь...

Разгоряченный вином, Шелихов вдруг почувствовал, что,

оказывается, и он-то еще неясно представляет, чем может быть для

России и для него открытая земля. Баранов это понял и примирительно

сказал:

- Ты, однако, Григорий Иваныч, и сам в этом деле до толку не

добрался. Дай срок, сбегаю на свои магазины по чукчам и корякам, тогда

подумаю, как с дельцем твоим быть... Идут слухи, что приказчики мои

водкой среди немаканых зашибать стали, нарушили мой запрет - и вот

разметали пьяные чукчи мои склады. Все добро безденежно растащили. А

тут и Лаксман, говоришь ты, завод присвоил. Выходит, нищим я стал -

яко благ, яко наг, яко мать родила...

- Я за деньгами не постою, - вставил Шелихов. - Деньги... что

деньги - тьфу! Проси, чего хочешь,- не пожалею...

- И по мне не в деньгах порог соглашению, - продолжал Баранов. -

Но на старости лет внаймы идти неохота, по чужой дудке плясать...

- Александр Андреич! - с упреком замотал головой Шелихов. - Ты ли

меня не знаешь?

- С тобой, Григорий Иваныч, верю, не разминемся, а уж купцы,

компанионы твои, иркутские тузы Голиков, Лебедев - бр-рр! Эти мне руки

свяжут...

- Я делу хозяин! - выкрикнул заносчиво Шелихов. - Не они, а я их

свяжу, в мешок посажу и в море брошу!..

- Не хвались, воевода, на рать вставая, хвались с рати

вернувшись! - усмехнулся Баранов и поднялся из-за стола, - сказав: -

Пойду подушку ломать - со светом выезжаю, времени бы не упустить...

Раньше июня, даст бог, до Верхоянска по Яне зимниками добегу, переживу

лето там, а в сентябре, благословясь, на Индигирку, Колыму и дальше к

чукчам в Чукоцкую земельку и к юкагирам на Анадырь тронусь. Версты-то

немереные... Годочка через два-три, если жив останусь, вернусь в

Иркуцк из объезда, тогда, Григорий Иваныч, обо всем договоримся.

Баранов дружески потрепал морехода по плечу и, пользуясь тем, что

внимание хозяина и застольных гостей было отвлечено пляской и пением,

выскользнул из трапезной в верхние гостевые горницы.

Шелихов остался в раздумье за столом. Видно, нужны тысячи

"немереных верст" тундрового сухопутья, чтобы человек пробежал их и

убедился: да, никакого другого пути не осталось, как принять

предложение и перебраться через новые тысячи верст, и уже по океану, в

Америку.

3

Екатерина II давно лелеяла мечты о третьей столице империи -

Константинополе, с собственным внуком Костенькой на греческом

престоле. Это был мираж, которым трезвая немка позволила увлечь себя

Потемкину. Мираж этот ничего, конечно, не дал ей, но Россия после

Кучук-Кайнарджийского мира с Турцией оказалась наводненной греческими

беглецами. Близкий к трону, советник в политической игре самодержицы,

украинец Александр Андреевич Безбородко, достигший впоследствии высших

почестей в государстве за передачу секретнейших планов своей

покровительницы наследнику престола Павлу, превратил подаренный ему,

вельможе на правах феодала, бойкий украинский городок Нежин в

пристанище предприимчивых греческих изгнанников.

Один из таких пронырливых македонских выходцев Евстрат Иванович

Деларов расположил к себе имперского вельможу и с его помощью

докатился до Восточной Сибири. Этого Евстрата, а по русскому

просторечью - Истрата, потянуло в Сибирь золото, рассказы о нем. Но по

прибытии в Иркутск Деларов, оглядевшись, быстро сменил ориентацию в

поисках наживы. Золото, добываемое в глухой тайге личной отвагой и

бесстрашием одиночек-старателей, показалось уроженцу безлесной Греции

делом сомнительным и слишком опасным. На родине Деларов кормился

ловлей кефали и дельфинов в Ионическом море, а сейчас перед ним была

пушнина. И он сделал для себя вывод: промысел морского зверя у берегов

Камчатки и в заморских странах, найденных сибирскими промышленниками,

- вот то, что должно стать его истинным призванием, здесь именно и

путь грека к богатству! Рассказы о своем опыте и подвигах рудоискателя

находчивый македонец сменил теперь на еще более фантастические повести

о подвигах и опыте бывалого морехода Деларова Евстрата Ивановича. И о

чем бы он ни говорил, могло казаться достоверным, поскольку и в

рекомендательном письме самого Безбородко значилось: "В доверии к сему

человеку не ошибетесь и отменно обяжете принимающего участие в его

судьбе..."

Избрав себе новую дорогу, Деларов, естественно, обратился к

купцу-мореходу с предложением своих услуг, но не снискал доверия.

Впоследствии Селивонов, дальновидный и тонкий политик, внушил