Григорий Шелихов

Григорий Муловский. Этот человек, как о том было известно Шелихову,

должен был провести кругосветным маршрутом в Дальневосточные воды

русскую военную флотилию. Узнав об его гибели, мореход пришел в такое

уныние, что потерял всякую охоту ждать решения по своему делу и какого

бы то ни было обещанного ему "суприза".

Была еще одна, и последняя, капля, переполнившая чашу терпения.

Шелихову стал известен высочайший указ о роспуске думского градского

ополчения, с предписанием генерал-полицмейстеру Архарову вернуть

беглых черных мужиков из ополчения их хозяевам, а "души", не нашедшие

владельцев, поверстать в рекруты.

Государыня не сдержала своего обещания. Шелихов не мог, конечно,

предвидеть в то время, что царской милостью не будет забыт позже и

единственный представитель благородного сословия в этом ополчении,

дворянин Радищев. Спустя два года, когда шведов под Петербургом и в

помине не было и турецкая война блистательными победами Суворова

приближалась к победному концу, дворянин Радищев получил из рук царицы

свою награду - замену смертной казни ссылкой в Илимский острог.

Но Шелихову довольно было и того, что он уже знал и видел.

Он рванулся домой. С Осокиным попрощался наспех. К покровителям

совсем не явился.

"Суприз" догнал морехода в дороге под Красноярском: фельдъегерь

не жалел ямских лошадей и того менее людей.

"А я-то ждал, время терял и на поездку тратился", - горько

усмехнулся мореход, узнав из врученных ему указов и бумаг, что

единственным результатом его пребывания в столице, наградою за

основание русских поселений на американских берегах стала нагрудная

медаль да право ношения шпаги.

"Полдворянином стал... И с кем наравне? С Голиковым, Иван

Ларионовичем! То-то он теперь нос задерет! Он, если и плавал когда, то

в банном корыте, - невесело думал мореход, приближаясь к Иркутску. -

Наташенька засмеет. Она упреждала не надеяться на калачи..."

В пути летнее солнце развеяло тяжелое настроение морехода. Свежий

ветер, напоенный запахом пробужденной природы, казался Шелихову ветром

с океана, наполнял душу бодростью, отгонял мысли о выпавшей в

Петербурге неудаче и вынесенных из столицы тяжелых впечатлениях и

наблюдений над столичными людьми. Григорий Иванович самому себе не

хотел признаться, как поколебалась его вера в царицу и царскую

признательность за подвиг во имя родины. "С мужиками, что на шведа

вышли, неладно получилось, - раздумывал мореход, - и на меня в

адмиралтействе, когда я каперство предложил, как в грязь плюнули...

Запомни это, Григорий!" - предостерег себя Шелихов, невольно

припоминая собственное поведение в прошлогоднем столкновении с

охотскими храпами.

За Уралом он совсем отделался от петербургских воспоминаний.

Сибирская равнина пестрела бесчисленными, с весны не просохшими

озерками, по которым важно бродили журавли в поисках лягушек и вились,

блистая на солнце белыми крыльями, чайки. Кибитка, несшая Шелихова,

казалась ему судном в море: колыхавшаяся под ветром степная трава

расстилалась без конца-края, куда глаз ни глянет, изумрудной морской

волной, вспененной на гребнях белыми полосами одуванчиков.

Приближаясь к Иркутску, Шелихов придумал в дороге целую повесть о

своем пребывании в Петербурге, сделав для себя назидательный вывод:

война идет, и пока не кончится, надо добиваться всего своим хребтом -

раскошеливайтесь, господа компанионы, ежели барышей ожидаете!..

4

Шелихов вернулся в Иркутск вместе с нагнавшим его в дороге

фельдъегерем и решил использовать обстановку в своих целях.

Иван Ларионович Голиков удовольствовался нашейной медалью и

шпагой, с которыми стал появляться на богослужениях в царские дни.

Никто из пайщиков ничего не знал об отрицательном отношении государыни

к шелиховскому почину в Америке, а тем более к широким замыслам

морехода о плавании в Тихом океане.

- С Урала, обнадеживаясь в первопрестольной мягкую рухлядь сбыть

и связь покрепче на будущее время установить, махнул в Москву, -

объяснил Шелихов пайщикам свое долговременное отсутствие. - А Москва,

она слезам не верит, низкую цену давала, я и повернул на Петербург...

Доказал там необходимость возобновления Кяхтинского торга и затеи

Якобия объяснил...

Иркутянам и в голову не приходило усумниться в словах Шелихова.

Ненавистный Якобий на их глазах сдал должность вновь прибывшему

генерал-губернатору Пилю и с остатками собственного оркестра по

первопутку выехал из Иркутска.

- Умен Григорий Иваныч, - начали шептаться иркутские купцы, -

сильную руку в Петербурге нашел, сумел вызволить нас и от "нужной"

войны, и от солдатских обысков на Кяхтинском тракте.

Дела и новости, компанейские и семейные, захлестывали Шелихова и

не оставляли времени разобраться в причинах петербургской неудачи.

В почте из Америки, принятой Натальей Алексеевной, первым в

порядке важности известий лежало письмо Деларова с сообщением об