Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

А затем вместо покаяния, которое от него ожидали, начал раскрывать тайны вершины партийной власти, ее закулисья: «Мы образовали фракцию, вполне организованную с 1924 года... 17-19 августа 1924 года состоялось совещание членов ЦК и ЦКК, которое окончательно оформило фракционную “семерку”. Это совещание состояло из следующих товарищей: Сталин, Рыков, Томский, Бухарин, Калинин, Каменев, Зиновьев, Рудзутак, Ворошилов, Микоян, Угланов, Орджоникидзе, Петровский, Куйбышев и некоторые другие товарищи. Это был фракционный пленум... На этом пленуме фракции была избрана “семерка” в составе шести членов Политбюро тогдашнего состава — без товарища Троцкого и Куйбышева. Кандидатами были намечены товарищ Молотов, покойный товарищ Фрунзе и теперь покойный товарищ Дзержинский, товарищ Угланов.

Эта фракционная “семерка” была фактически Центральным комитетом нашей партии в продолжение двух лет. Она собиралась каждый вторник, иногда и чаще. Перед пленумом ЦК собирался фракционный пленум, состоявший из перечисленных, который потом расширялся за счет некоторых других товарищей... Не участвовали на фракционном пленуме не только товарищ Троцкий и его ближайшие единомышленники, но и целый ряд других членов ЦК и ЦКК.

Эта фракционная “семерка”... имела свою “конституцию”, согласно которой по требованию одного члена она созывалась немедленно, любой вопрос с порядка дня ПБ снимался. Эта фракционная “семерка” составляла порядок дня ПБ и предварительно его обсуждала... Эта фракция была фактическим пленумом, она распределяла людей, она обсуждала вовсе не только вопросы, по которым мы расходились с товарищем Троцким, она обсуждала всю жизнь партии вплоть до иностранной политики... Конечно, мы были убеждены, и я в том числе, что мы действуем в интересах партии».

Перейдя от общего к частному, Зиновьев подробно, цитируя имевшиеся у него документы, рассказал об интригах, сопровождавших так называемое «дело ленинградской оппозиции». Заметив начинавшийся шум в зале, напомнил Янсону и Ярославскому, что «они присутствовали на всех заседаниях “семерки”». Товарищ Куйбышев был действительным членом, а они были почетными членами. Теперь они говорят о том, что они ловят фракцию и изображают дело так, будто бы все дело началось со вчерашнего дня.

Я, конечно, не располагаю сейчас точными данными насчет того, в каких формах продолжается фракционное существование нынешнего руководящего центра, но я не сомневаюсь ни одной минуты в том, что он существует, и вы это прекрасно знаете. Мы знаем, что, как Луна делается в Гамбурге, так и резолюция товарища Куйбышева относительно товарища Лашевича и других делается в кабинете товарища Сталина».

Разоблачая закулисные интриги в ПБ, Зиновьев отважился сообщить и о том, при каких обстоятельствах Сталин начал поддерживать Бухарина, переметнувшись к «правым».

«Когда в октябре 1925 года, — рассказывал Зиновьев, — на фракционном пленуме настроение было такое же, как сейчас, почти до рукопашной доходило, когда фракционной “семеркой” было запрещено напечатать две статьи Надежды Константиновны, направленные против правого уклона, мы все еще думали, что Сталин вместе с нами это провалит. Мы думали, что Слепкову (ученик и последователь Бухарина, в 1925 году член редколлегии журнала «Большевик», куда Крупская направила свои статьи — Ю. Ж. ) должен быть дан отпор, что будет принята резолюция против Слепкова. Но назавтра Сталин положил эту резолюцию на голенище сапога и ни слова не позволил сказать насчет Слепкова».

Приведя еще несколько подобных примеров, Зиновьев обобщил: «Та политическая линия, которая предложена и проведена товарищем Сталиным на 14-м съезде, политически оказалась неправильной».

Завершая выступление, Зиновьев вновь атаковал Сталина:

«У меня было много ошибок за мою партийную деятельность. Первая моя ошибка, 1917 года, всем вам известна... Ошибка моя 1925 года вот в чем заключается...

Владимир Ильич сделал три предостережения против товарища Сталина. Первое предостережение в его завещании, которое всем известно и которое, надеюсь, будет здесь оглашено... “Снимите товарища Сталина с генерального секретаря”... Он говорил о том, чтобы снять не из Политбюро, а с генерального секретаря.

Второе предостережение товарищ Ленин сделал в форме письма по национальному вопросу, где... предостерегал партию против политических ошибок товарища Сталина и Серго (Орджоникидзе — Ю. Ж. ). А третье предупреждение заключалось в том, что в начале 1923 года Владимир Ильич в личном письме товарищу Сталину рвал с ним товарищеские отношения».

Ну, и где же тут ошибки самого Зиновьева? По его словам, в том, что он не прислушался к предупреждениям вождя. Голосовал за то, чтобы Сталина оставили на посту генерального секретаря, настоял на сокрытии от партии «Завещания» Ленина и его статьи по национальному вопросу — «К вопросу о национальностях или об “автономизации”». Но покаяние Зиновьева выглядело как возможность лишний раз обвинить Сталина, но только не самому, а словами Ленина.