Гришка-рейхстаг

Гришка даже не понял, что Иосиф Виссарионович уже отвернулся от него. Опомнился Булатов лишь, когда кто-то потянул его за рукав. Это оказался дежурный полковник.

Они оба покинули кабинет.

Офицер потормошил слегка Гришку.

– Эй, Булатов! Что ты как неживой?

– Никак нет, живой я, товарищ полковник, – сумел, наконец, вымолвить Григорий.

– Садись. Жди. Сейчас тебя отвезут.

Только присев, Булатов осознал, что именно ему сказал товарищ Сталин.

Забыть на двадцать лет. А потом наградят.

Ради товарища Сталина он готов на всё. Но почему надо молчать?! Почему?!

Булатова на машине провезли почти через всю Москву – пустынную, ещё живущую войной. За окном автомобиля проносились дома с заклеенными крест-накрест стёклами. Мелькали редкие прохожие – всё больше военные. На дорогах машин почти нет. Или его везли по таким дорогам, где ни людей, ни машин? Гришка не знал. Он всё так же сидел на заднем сиденье между теми же двумя крепкими молчаливыми мужчинами в штатском. Их вёз всё тот же молчаливый водитель.

Вскоре за окном замелькали частные дома и домишки, дорога стала ухабистой, запылила. Но вот кончились и дома, начался лес. Колея запетляла между деревьями, плотно обступающими её с обеих сторон.

Когда машина замерла у полосатого шлагбаума, из небольшого домика вышел майор, молча проверил у всех документы, отдал честь и приказал двум вооружённым автоматами солдатам открыть шлагбаум.

Машина подъехала к большому деревянному трёхэтажному особняку, стоящему в окружении высоких сосен.

Двое штатских и Булатов покинули машину и зашли в здание. Затем Гришку отвели в какую-то комнату и, ничего не объясняя, сказали ждать.

Григорий сел на стул у окна и стал ждать, как приказали.

У него не выходили из головы слова товарища Сталина о том, что надо молчать двадцать лет.

Двадцать лет! Это же целая жизнь! Ему будет уже почти сорок, когда его наградят. Почти сорок. Гришка не мог представить себя таким. Нет, он всегда останется молодым, ведь он выжил в такой войне! И первым установил знамя на Рейхстаге. Только об этом надо молчать. Молчать целых двадцать лет…

Появилась смазливая молоденькая официантка. Она принесла чай. Но почему-то не уходила. Девушка странно посмотрела на Булатова и вдруг рванула на груди белую блузку, а потом немного стянула с бёдер чёрную юбку и истошно завизжала.

В комнату ворвались те самые штатские, вдруг обретшие голоса.

– Ах, ты, сволочь! Ты что творишь?! – гневно воскликнул один, направляясь к Григорию.

– Прибью, гада! – решительно добавил второй.

Они налетели на онемевшего от изумления Булатова.

Посыпались болезненные удары…

Григорий быстро потерял сознание.

Очнулся он в каком-то полутёмном помещении. Тело болело не очень – калечить его не стали. Вырубили быстро и профессионально. Григорий сел на полу, осматриваясь. Награды куда– то делись. Форма и сапоги те же, новые. А вот фуражки тоже нет.

Неожиданно открылась дверь, в проём упал свет из коридора, а на пол комнаты легла тень массивной фигуры. Булатов узнал одного из штатских.

– Вставай, – приказал тот.