Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника

Наконец, чешский рыцарь решился. Он выждал момент и, размахнувшись с плеча, нанёс удар Седлецкому. Седлецкий успел встретить меч мечём, но сила удара была такова, что он сам едва не выронил свой, а меч Жижки со звоном разлетелся на две части.

Этого, очевидно, и ждал Седлецкий, он быстро отпрянул и, в свою очередь, нанёс сильный удар по шлему своего обезоруженного противника.

— Довольно! Стойте! Прекратить бой! — заревели со всех сторон товарищи чешского рыцаря.

— Бей его! Кончай его! — кричали в свою очередь шляхтичи.

— Довольно! Довольно!.. Остановитесь! Довольно! Не смей бить безоружного! — ревели чехи и моравы.

— Так его, бей! Кончай изменника! — гремела в свою очередь шляхта.

Между тем, Жижка, видя, что он безоружен, но понадеявшись на свою богатырскую мощь, бросился прямо с голыми руками на своего противника и обхватил его стальными объятиями.

В ту же секунду приставы и поручители бросились к бойцам и разняли их. Стальной нагрудник Седлецкого спас его от медвежьих объятий чешского богатыря.

— Меч! Дайте мне меч! — задыхаясь от волнения, кричал Жишка. — Мы будем продолжать бой.

— Суд Божий совершён! — отозвались единогласно все поручители, переговорив между собой. — Другого меча нет, и быть не может!

— Господь восстал против тебя, рыцарь из Трочнова, — закончил Бельский, — ты побеждён, и мы объявляем, что рыцарь, пан Иосиф Седлецкий герба Ястжембца, прав перед Богом, людьми и тобою по обвинению в клевете!

Чешский богатырь поднял голову, глаз его сверкал дикой ненавистью.

— Если это суд Божий, так лучше бы мне было искать суда людского и застрелить эту гадину, как собаку! — крикнул он.

— Он прав! Он прав! — ревели кругом его товарищи. — Горе шляхтичам, горе предателям!

— Всякий спор об этом излишен! — громко произнёс Бельский, — устав и обычай «Поля» гласят, что потерявший или сломавший оружие, оного лишается…

— Так почему же вы не дали мне задушить его как щенка! — воскликнул Жижка, — я бы и без оружия справился с вашим шляхетским заморышем.

— Он оскорбляет шляхту! Смерть! Смерть ему! — загремели кругом голоса лапотной шляхты.

— Как он смеет, «дешёвый человек», оскорблять нас!? — выскочив вперёд на арену, крикнули двое из представителей лапотной шляхты, известные богатыри и задиры великопольские, братья Ладецкие. — Как он смеет? Зовем его на бой, от лица всей шляхты!

— Бей шляхту! Бей лапотников! — кричали в свою очередь «дешёвые люди», — если бы не мы, гнали бы вас крыжаки до Кракова!

Ян Жижка

Это новое оскорбление со стороны шляхты не осталось без ответа, со всех сторон в воздухе засверкали сабли и мечи. Напрасно Бельские и приставы старались успокоить толпу, прося разойтись. Шум делался всё сильнее, несколько человек перепрыгнули через цепи на арену. Казалось, рукопашная стычка неминуема. Как вдруг от лагеря пронеслись радостные крики, и, окружённый блестящей свитой, сам великий князь Витовт показался на пригорке позади бушевавшей толпы.

Мгновенно всё смолкло.

Толпа раздалась, и в середину круга въехал сам князь и часть его свиты. Все обнажили головы. Многие преклонили колена.

Князь окинул взором всю толпу: кое-где ещё сверкали сабли, что владельцы не успели вложить в ножны.

— Храбрые и благородные витязи велико- и малопольские и вы, храбрые гости и рыцари иноземные! В эти великие и торжественные дни пусть исчезнет меж вас всякая рознь. Господь даровал нам победу над нашими исконными врагами, надо радоваться и ликовать, а не точить мечи к братоубийству. Объявляю «поле» конченым. Как Бог судил, пусть так и будет. За каждым осталась его честь и правда. Зову вас всех на великий пир, ко мне и к моему брату и другу королю Ягайле Ольгердовичу. А завтра — поход на самое гнездо крыжацкое, на Мариенбург. Будем воевать с ним, пока не обломим рогов у этих дьяволов в образе человеческом, завтра поход!

— Виват! Виват! — загремели сотни, тысячи голосов, и вся толпа, забыв минутное увлечение и рознь, двинулась к ставкам государей, где целая армия слуг устанавливала ряды жареных быков и вепрей, выкатывала бочки вина, пива и мёда. Начинался пир на всё союзное войско.

Глава XXI. «Паны Рады»

Велико было торжество в польском стане по случаю великой, невиданной победы, но Витовту, привыкшему пользоваться плодами своих побед, было не до торжества, ему во что бы то ни стало хотелось двинуть рать вперёд и взятием Мариенбурга вконец уничтожить гнездо немецких рыцарей.

От всех своих передовых отрядов ежечасно получал он извещения, что города восточной Пруссии один за другим сдавались на милость союзников и что жители с охотой присягали на верность новым властителям. Бесчеловечное иго рыцарского правления было им нестерпимо, и они открывали ворота, едва отряды союзников появлялись под стенами городов и укреплённых замков.

Но что несколько смущало Витовта, этого дальновидного политика и государственного человека — это формула присяги, которою подписывали сдавшиеся и поступавшие в подданство. Они клялись «короне польской», т. е. иными словами, только королю Владиславу II (Ягайле), а не ему, великому князю Литвы и Руси!