Гробовщик

Гольдмах с умилением смотрел, как эта маленькая женщина справляется с хозяйством да еще собирается обсудить с ним его проблемы. Его вдруг охватил страх. Какое право он имеет впутывать ее в это дело? Он насильно ворвался к ней в дом и еще требует участия? Нет. Она сама. Для кого Надя пекла пирожки?

— Для кого я пекла пирожки? — надула она щеки.

— Извините, задумался.

Он принялся уплетать пирожки и хвалить на все лады кулинарные способности народной артистки.

— Миша, вы — льстец! Я еще вчера это заметила!

— По-моему, вчера мы уже перешли на «ты»? — вспомнил он.

— Вы что, забыли? Мы с вами просто играли любовников! А любовники не могут говорить друг другу «вы».

Они посмеялись, припомнив вчерашний спектакль. И тут Гольдмах неожиданно вспомнил мужчину в енотовой шапке, которого они встретили внизу, у лифта.

— А этот с киностудии тоже живет в вашем доме?

— Если честно, никогда его здесь не видела! Но, думаю, он теперь разнесет по всему городу, что у Емельяновой появился любовник.

— Вы снимались в его фильме?

— Он не режиссер! Всего лишь навсего костюмер, но сердцеед невозможный! А в кино я не снималась, — добавила она с сожалением.

— Откуда же вы его знаете?

— Приходилось там подбирать костюмы для съемок на телевидении. Вот с телевидением мне больше повезло. Что же он делал в нашем доме? — задумалась Надя. — Здесь живут люди простые, не связанные с богемой. А впрочем, какая богема костюмер с киностудии? Пришел к кому-нибудь в гости, только и всего! Почему мы вообще о нем вспомнили?

— Он странно посмотрел на меня.

— Как это?

— Будто увидел человека с того света.

— Пустяки, Миша! У него была на то причина. Я давно не давала повода для сплетен. Поговорим лучше о Таниной подруге.

— Мне показалось, что вы не очень расположены о ней говорить.

— Я ее видела всего один раз, но почему-то запомнила.

— Когда это было?

— Сразу после Нового года, в школьные каникулы. Она произвела неприятное впечатление.

— Чем же?

— Фальшью. Вы понимаете меня? Насквозь фальшивая девица! Я всегда это очень болезненно ощущаю в людях. В артистической среде такое явление — не редкость. И еще Танина подруга запомнилась одной характерной черточкой. Она держала сигарету между мизинцем и безымянным пальцем! Можете себе такое представить? Этакая манерность! При этом остальные пальцы были растопырены, и когда она затягивалась, смотрела на меня сквозь пальцы. Жутковатое зрелище! — Надя изобразила, как та затягивалась. — И пальцы такие длинные, с крючковатыми ногтями. Очень неприятно. Если бы я играла взрослые роли, то обязательно переняла бы эту манеру курить для какой-нибудь отрицательной героини.

— Но так ведь неудобно! — озадачился Миша, попробовав удержать между мизинцем и безымянным пальцем чайную ложку.

— То-то и оно! Мизинец вообще довольно неповоротливый палец. Я несколько раз проделывала тот же трюк. Или девица долго тренировалась, или у нее хорошо разработан мизинец. Может, она пианистка или машинистка экстра-класса. Я не интересовалась ее специальностью.

— А мысль неплохая, — подивился он сообразительности и наблюдательности женщины. — Лучше бы, конечно, иметь адрес, телефон или хотя бы знать имя.

— Вы хотите расспросить ее о Тане? Я бы не поверила ни единому слову этой манерной девицы!

— Иногда и ложь многое открывает. Это лучше, чем ничего.

— Говорю с вами, Миша, и мне иногда делается не по себе. Вы совсем молодой, можно сказать пацан, а мысли, интонация, голос умудренного годами человека. Мне кажется, что вы старше меня! Хотя старше уже некуда! — захихикала Надя. — Откуда это взялось? Вы рано состарились или прекрасно сохранились? Ваши ровесники, тем более люди вашего круга, не так выражаются и даже двигаются не так. Уж я на них насмотрелась! Меня часто приглашают на презентации разных фирм. Век бы их не видать! Но это самый надёжный, самый выгодный заработок! Только не воображайте себе, что это признание в любви. Просто удивление, легкое очарование, если хотите!

— Вы еще большая льстица, чем я! На самом деле, я не знаю, как ответить на ваши вопросы. Меня состарили кое-какие события моей жизни. На долю некоторых выпадает и похуже, но каждый переживает по-своему. Верно?

— Не расскажете? — осторожно спросила она.

— В другой раз. — Он сразу как-то съежился. Замкнулся.

— А эта открытка в вашем пакете, она из Таниной квартиры?

— Вы ее там видели? — выдал он себя.

— Никогда. Но я почему-то решила, что вы взяли ее именно оттуда.

— Почему вы так решили?

— Очень странно. Такой большой пакет, а в нем — маленькая открытка и больше ничего. Эта девочка на открытке вам кого-то напомнила?

— Нет. Никого. Я пойду. Мне уже давно надо быть в другом месте. Спасибо за прекрасный вечер и за вкусные пирожки.

— Вы обиделись? Я лезу не в свои дела? Меня иногда следует одергивать.

— Ничего страшного. Мне действительно пора.

— Вы еще когда-нибудь придете? — жалобным голосом произнесла Надя. — Теперь вы ничего не оставили…

— Я приду, Надя. Обязательно приду. Мне с вами тепло.

— Мне тоже…

Он поцеловал ее в щеку.