Гром

Только сейчас он заметил стоявшего рядом Батбаяра, коротко бросил: «Поехали» и, не оборачиваясь, зашагал к коляске.

Лама так и остался стоять на месте, злобно глядя вслед Намнансурэну.

Батбаяр поспешил распахнуть перед своим господином дверцу коляски; Намнансурэн вдохнул полной грудью свежий весенний воздух и, усмехнувшись, спросил:

— Не слишком ли круто я с ним обошелся? Впрочем, поделом ему! А то вздумал меня отчитывать, что, мол, продался я русским, привез на нашу голову невежду-советника, и все в таком духе.

Намнансурэн уселся поудобнее и подал знак трогаться. Вид у него был спокойный, умиротворенный, словно и не было у него никакой стычки с ламой.

Батбаяр следовал на коне за коляской и размышлял над тем, что только что ему довелось услышать. «Не зря, видно, говорят, что ламы, прикрываясь именем богдо-гэгэна, пытаются в последнее время вытеснить с важнейших государственных постов светских феодалов-нойонов. Вот как нагло вел себя этот шанзотба. Он ненавидит русских. Но что будет дальше? Ведь этот желтолицый не оставит в покое Намнансурэн-гуая? Чересчур быстро успокоился мой господин. Самоуверен сверх меры. А ведь этот лама на любую подлость способен. Взять хоть те письма, которые я прочел в канцелярии в Кобдо. Это он их писал. Я точно знаю!»

Хоть Батбаяра и занимали все перипетии внутриполитической борьбы и, в частности, взаимоотношения премьер-министра с главой духовного ведомства, они не могли вытеснить из его головы мысли о доме. Намнансурэн как будто собирался к себе на родину, но скоро в Кяхте предстояли переговоры с участием России, Китая и Монголии, а до их окончания нечего и думать о возвращении домой. Всю весну и все лето Намнансурэн с утра до позднего вечера рылся в книгах, встречался и вел продолжительные беседы с разными нойонами и чиновниками. Чаще других у премьер-министра бывал высокий, худощавый мужчина. Как правило, он приезжал на коне, одет был просто: поверх дэла видавший виды жилет. Если бы не красный жинс — знак отличия гуна, — его можно было бы принять за простолюдина. Батбаяр долго присматривался к нему, пока наконец не вспомнил, что видел его во время осады Кобдо рядом с главнокомандующим Максаржавом. Он тогда ничем особым не выделялся — простой командир, один из многих. А ведь это был сам манлай-батор Дамдинсурэн, правая рука главнокомандующего Максаржава.

Всякий раз Намнансурэн угощал гуна Дамдинсурэна обильным обедом, после чего они подолгу беседовали.

Во время одной из таких встреч Намнансурэн вызвал Соднома. На кухню, где его ждал Батбаяр, тот возвратился не в духе.

— Эти господа, скажу я тебе, с жиру бесятся! — сердито проговорил он. — Есть чай с молоком, так нет, — подавай им байховый.

Ворча что-то себе под нос, Содном принялся разводить огонь. Батбаяр сидел на лавке и со скучающим видом поглядывал на приятеля.

— А Дамдинсурэн этот — малый что надо! — вдруг сказал Содном.

— А что? — оживился Батбаяр.

— Мы с вами, — сказал он прямо при мне Намнансурэну, — живем в достатке: хотим — работаем, хотим — пьем и едим. А наши подданные? Они света белого не видят от податей да повинностей. Их надо упорядочить и сократить. И если сейчас, на переговорах, китайцы потребуют с нас долги, я ни за что не соглашусь, делайте со мной что хотите!

— А господин что ответил?

— Как же без податей и повинностей? — говорит. — Без них нельзя! — а сам посмеивается.

За разговором друзья не заметили, как вскипела в котле вода.

В леса горы Богдо-уул, в окрестностях Урги, пришла осень, расцветив кроны деревьев всеми красками своей палитры. В городе жизнь шла своим чередом: монгольская делегация отправлялась на переговоры в Кяхту, и премьер-министр Намнансурэн ее провожал.

— Советую вам, друзья, — сказал он на прощание, — не очень-то расшаркиваться перед русским послом. Это может навредить нам в отношениях с Китаем. Наши просьбы мы уже довели до сведения русских. Другое дело — найти среди членов русской делегации полезного для нас человека. Над этим стоит поломать голову.

Намнансурэн преподнес главе делегации гуну Дамдинсурэну белый хадак. После того как все распрощались, гун Дамдинсурэн вскочил на коня и со словами «ну, с богом!» хлестнул его плеткой.

Намнансурэн долго стоял, глядя вслед удаляющимся. Он думал о гуне, от которого многое зависело на предстоящих переговорах.

— Смел и решителен гун, — вслух размышлял Намнансурэн. — Такой не унизится ни до обмана, ни до интриг даже ради достижения цели!

Батбаяр вместе с другими глядел вслед удаляющимся всадникам и думал, что мешок, притороченный к поясу манлай-батора Дамдинсурэна, который бился на ветру, раскачиваясь из стороны в сторону, очень похож на кусок мокрого войлока, с которым спешат тушить степной пожар. Но что пожар в сравнении с трудностями, которые встретятся на пути этому человеку…