Гром

— Как бы мне хотелось всегда быть рядом с тобой, делить и горе, и радость. Но это невозможно, пойми, ты ведь умный. Ты не можешь бросить свою жену, ты должен непременно к ней вернуться, она ждет тебя и будет ждать хоть всю жизнь, — спокойно ответила Даваху и печально вздохнула.

— Будь по-твоему. Я вернусь, но не сейчас, а когда стану сильным.

— Как понимать твои слова?

— Мне нужны силы, чтобы победить Аюура.

— А-а, конечно. Но о каких силах ты говоришь?

— Пока не знаю.

— Подашь прошение богдыхану? Или возбудишь иск?

— Кто станет слушать бедняка? Что бы я ни говорил, господа никогда не признают моей правоты. Искать у них справедливости все равно что самому себе рыть могилу.

— Ты прав. О Дари-эхэ, богиня моя!

— Вот я и думаю: куда идти, где и какие силы искать? «Надо уходить в красную Россию. И себя спасу, и других не подведу», — подумал Батбаяр, но говорить об этом поостерегся.

Через несколько дней Батбаяр сказал ламе:

— Спасибо вам за все; за то что приняли, выходили, на ноги поставили. Пойду теперь правду искать. Оставаться у вас мне нельзя. Дознаются — худо вам будет.

Батбаяр простился с Даваху, пожелал ей счастья, благополучия, ночью выбрался из столицы и зашагал на север. За пазухой у него были припрятаны пять янчанов, которые дала ему девушка. Батбаяра тревожило, что все лицо у него в шрамах — как бы не вызвать подозрений Но стоило ему очутиться в степи, и он снова поверил в свою удачу. И хотя теплившееся в уголке души чувство к ясноглазой Даваху порой влекло его назад, сердце рвалось вперед, к любимой, к Лхаме, которая наверняка все глаза проглядела, всматриваясь в каждое облачко пыли показавшееся на дороге.

Он не знал, куда именно держать путь, но понимал одно — надо уходить к красным через границу.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ СМУТА

Бежит река Зэлтэр по узкой долине, журчит, несет свои прозрачные воды меж величавых гор, покрытых густыми лесами. Поросла долина высокой — по стремя, травой; цветами пестрит. Под легкими порывами ветра трава колышется, и кажется, будто это бегут разноцветные волны. Все здесь напоминает Хоргой хурэмт: и росинки-жемчужины на цветах по утрам, и леса, отливающие червонным золотом на закате, и радуга в небе после дождя… Разносится по долине рев быков, ржание лошадей, крики турпанов и песни, которые во все горло распевают мальчишки, пасущие коров. Араты из торгутских аилов, перекочевавших недавно на Зэлтэр из южных хошунов, заметив на опушке леса молодого мужчину, погоняющего вола, груженного вязанками дров, переговариваются:

— Наверное, издалека пришел.

— Да, натерпелся парень. Видел, какие рубцы у него на скулах?

— Жизнь заставила покинуть родные места, вот и пошел скитаться, а здесь работу нашел и остался.

— А может, он беглый преступник?

— Все может быть, только не похож он ни на вора, ни на грабителя.

— Да, парень хороший. Всегда помочь готов людям Отобьется корова от стада или лошадь от табуна, он не посмотрит, чья она, — пригонит назад.

— Повезло Нэрэн-гуаю. Детей нет, а тут судьба такого парня послала. Теперь они со старухой не нарадуются.

— Радуются — это ладно. Главное, что он скот не угонит. Сразу видно. Не такой человек.

— Откуда ты знаешь? Халхасцы говорят: «У змеи пестрота снаружи, у человека подлость — внутри».

— Не-е, парень говорил, что перегонял скот русских торговцев, а где сливаются Орхон и Селенга, потерял лошадь, отстал. Теперь ждет, когда торговцы будут возвращаться назад. А пока решил денег подзаработать.

— Может, и так. По дому, видно, скучает, по жене с детишками. Сядет на берегу реки и слушает, как кричат турпаны, и все думает о чем-то. А у самого лицо грустное такое, — говорили между собой араты.

Батбаяр шел к границе той самой дорогой, по которой ему уже приходилось ездить. По пути он встретил русских купцов, нанялся к ним перегонять скот, но потерял лошадь и отстал. До реки Зэлтэр добирался пешком. Здесь он узнал, что по всей границе идут бои между белыми и красными. «Смутное время, — говорили араты. — Убивают всех без разбора». И Батбаяр решил выждать, осмотреться, а при возможности раздобыть коня. «Идти пешим, не зная дороги, — опасно, — думал он. — Как бы не вызвать подозрения». На реке Зэлтэр Батбаяр встретил семью старика торгута, у которого было немного скота. Старик разрешил ему пожить у них в аиле, что для Батбаяра было, как говорится, настоящим даром судьбы. Нэрэн увидел в Батбаяре такого же усталого и измученного человека, как он сам, и от всей души пожалел.

— Ешь и пей, что тебе хочется, а надумаешь ездить — любую лошадь бери, — сказал старик.

Старуха поначалу противилась:

— Кто его знает, что он за человек. Сейчас всяких полно.

Но старик отмахнулся.

— Ничего. Беды нам от него ждать не приходится. Видно, досталось парню не меньше, чем нашему покойному сыну. Прости меня, господи, — ответил он и пошел в юрту ставить еще одну кровать. Батбаяр прожил у стариков лето и осень. Днем пас скот, а вечером брал старую кремневку Нэрэна и уходил в тайгу за косулями. На закате, когда долину заливал палевый свет заходящего солнца, Батбаяр гнал с пастбища скотину и пел: