Гром и Молния

О, боги, заберите у неё кто-нибудь эту грёбанную ручку, она сбивает меня с мысли.

— Потому что… — не выдерживаю и медленно, как дрессировщик пугливых паучков, делаю аккуратный, с пятки на носок, шаг вперёд и протягиваю к девушке руку.

Лиза смотрит на неё, как кролик на удава — не моргая, и с пустым ужасом в глазах. С обречённостью. Да-да, точнее будет сказать, с обречённостью.

— …не терплю… — обхватываю ствол ручки и одновременно касаюсь её пальцев.

Очень хочется потеребить их, поиграть ими, переплести со своими. Да, я уже понял, что болен. Вы опоздали с диагнозами, уже «спасибо, не надо».

— …конкуренции. — Обнимаю обе её ладошки одной своей, и они почти тонут в ней. Девушка замирает и точно, вне всякого сомнения, перестаёт дышать. И дрожать, кстати, тоже. Но мне почему-то всё равно дохрена как надо сказать ей: — Не трясись. Успокойся.

Кажется, она готова грохнуться в обморок. Её качнуло сначала назад, потом вперёд. Вот-вот закатятся глаза, и осядет на пол. Хватаю её за ладони уже обеими руками и говорю почти жалобно:

— Отдай. — Вытягиваю из тоненьких нежных пальчиков чёртову ручку и прячу её в ладонях за спиной. И отступаю.

Лиза моргает, судорожно набирает в лёгкие воздуха и отзеркаливает моё движение — тоже заводит руки за спину. И наконец-то — аллилуйя! — я вижу её выпяченную грудь под довольно тонкой кофточкой.

Двоечка. Зуб даю.

— Эм? Так о чём… о, извини. Ты не терпишь конкуренции?

И на кой хрен спрашивается я закатываю глаза и делаю мину, будто меня утомил разговор с теми, до кого доходит, как до лосей? Не знаю. Да вообще, что я сейчас знаю? Чуть-чуть, да нихрена?

— В курятнике может быть только один петух, не так ли. Здесь только за мной бегают… — осекаюсь, потому что хочу сказать «тёлки», но не могу, — девушки.

— Оу, понятно. — Вскидывает свои девчачьи, мягкие бровки Лиза, и у меня внутри всё опускается — она ни черта не смущается и не чувствует ни грамма неловкости. Видимо, мысль побегать за мной никогда не посещала её аккуратную головку. И даже мимо не пробегала.

Я ей не нравлюсь. Не интересен и не симпатичен.

— Но я не бегаю за… Впрочем, всё равно спасибо тебе. — С честным самоотверженным выражением лица говорит так, будто отвечает стишок у доски. — Ты нас… помирил.

Да, блять!

Он же… он же к тебе нихуя не чувствует, глупая твоя башка! Он же конченный мудило и уёбище! Тошнот! Неужели ты этого не видишь?!

А-а-а-а…

Внутри всё вопит и клокочет. Руки за спиной сами ломают к херам её ручку, я даже сделать ничего не успеваю. В громком гуле коридора слышится треск, и Лиза вздрагивает.

— Не стоит благодарностей, — говорю ровным, сдержанным голосом киборга. Практически уже неживого организма.

Она ещё мнётся некоторое время, видимо ждёт, когда я отдам ручку, но, не получив её, кивает.

— Хорошо. Я поняла. До свидания.

Чёрт, до чего же не хочется, чтобы она уходила. Вот прям разрывает грудняк чем-то сам не знаю, чем. Будто умирает кто-то.

— Пока, — прощаюсь в ответ тем же голосом и не двигаюсь с места.

Она медленно разворачивается и уходит, а я ещё некоторое время стою и смотрю недобрым взглядом вслед её нескладной фигурке в тёмно-синих джинсах и с бирюзово-оранжевым рюкзачком на спине.

Всё — дерьмо. Жизнь — дерьмо, люди — дерьмо, всё вокруг — вообще хрень какая-то. Чёрт! Ох и трахну я сегодня кого-нибудь, ох и выдеру. Или лучше ГовноГену урыть после занятий? Бонусом, так сказать. Но Лиза его тогда ещё и пожалеет. Не, нах надо, пусть живёт.

Соединяю ладони перед собой и как идиот пялюсь на сломанную ручку. Нужно Лизе новую купить.

Да, уж, ну и денёк сегодня, нечего сказать. Прямо какие-то грёбанные американские горки, не иначе.

Всю экономическую теорию и английский жжёт чувство касания нежных пальчиков в моих ладонях В моих, блять! Ладонях! Вы понимаете, о чём я? Вы вообще те ладони видели? От постоянных ударов о грушу и трений о держатели снарядов моими мозолями можно газоны стричь. Легко.

А тут нежные пальчики.

Ладно. Не пугайтесь сильно. Сам я уже почти не очкую и даже почти привык.

Привыкнуть бы ещё к ГовноГене. Жду урода перед библиотечным стендом после занятий. В нашем Универе принято назначать место встречи именно здесь, это всё равно что сказать: «Встретимся у выхода» — в двух шагах парадная дверь главного корпуса.

Это мурло ещё и опаздывает, типа охрененно занятой ученик. Терпеть таких понторезов не могу.

— Как успехи? — спрашиваю первым, когда его тошнотное величество всё-таки изволит появиться.

— С Гороховой всё нормально. Это всё, что ты хотел? Я свободен?

Ой, а в позу-то какую встал, а смотрит-то как, смотрит. И как этих баб прикажете понимать? И что они в таких находят? Я ХэЗэ.

— Не спеши. У меня на тебя грандиозные планы. — Гашу экран айфона и прячу гаджет в карман джинсов.

— Послушай, Найк я ведь тоже могу тебе врезать.

— Верю, Гена. Верю. — В покровительственном жесте кладу руку ему на плечо. — А теперь слухай сюды, Криницын, два раза повторять не буду. С этого момента наша с тобой задача — сделать Лизу счастливой.