ГЛАВА 6
Все два часа лекции думаю, прикидываю, оцениваю и первое, к чему прихожу к звонку с урока, так это называть теперь Гену не иначе, как ГовноГена. Ему идёт, я считаю.
А ещё я составляю план. Ну это типа, как в плановой экономике, только в локальных масштабах.
В перерыве между часами оглядываю аудиторию и вижу Лизу на последней парте. Забилась в самый угол спиной и волчонком смотрит на сидящего рядом с ней ГовноГену. А тот ей что-то там втирает, пыхтит. Ну-ну, пусть старается. Включает обаяние или что там у него.
Плакала она или нет, я не в курсах, но после лекции они выходят из аудитории вместе, и его грёбанная клешня лежит у неё на плече. Девчонка не улыбается, но и руку не сбрасывает. Блять.
Ну, а кто говорил, что будет легко, так ведь?
Лады. Хер бы с ним. Пусть хоть так.
Следую за ними чуть поодаль, а когда они в фойе первого этажа расстаются и направляются по разным коридорам, догоняю Криницына.
— После английского возле библиотечного стенда, — кидаю ему на ходу и, не глядя, ухожу в сторону.
И на этом забываю до поры до времени эту историю к чертям собачим и пытаюсь учиться. Этот плейбой недоделанный у меня за последние два часа галлон крови выпил и год жизни отнял, не меньше. А мне с ним ещё мутить и мутить. Мы с ним теперь почитай что компаньоны, кореша, так сказать. Тьфу ты, бля.
Хочу ли я поговорить с Лизой? Очень. А вообще не спрашивайте меня, сука, ни о чём, потому что я скучаю. Да! Да! Я Найк Громов со всем, что ко мне прилагается, и я скучаю. Довольны? Думаете, такого не может быть? Анриал? Инпосбл? Согласен. Тоже думаю, что не может. Нет, я даже уверен в этом, потому что на то оно и невпихуемое, чтобы его невозможно было впихнуть во что вздумается.
Но грёбанные чудеса всё-таки случаются, и даже с такими упоротыми отморозками, как я.
Не верите в чудеса? Тогда объясните мне, как так получилось, что выхожу я из аудитории после семинара по истории экономики, и ко мне от стены отделяется, кто бы выдумали?
Правильно. Елизавета Горохова. А теперь скажите, что это не чудо.
Нет, и всё-таки я потрясающий шнур, потому что девчонку опять всю трясёт. Это видно сразу, с первого взгляда на её нескладную, худенькую фигурку. На щеках лихорадочный румянец, руки ходят ходуном. Она в них что-то там вертит.
Замечаю её, и тут же появляется желание дать дёру. Не поверите, чувствую себя будто в чужой сад за яблоками залез и напоролся на сторожа с дробовиком. Не пытайтесь меня понять, потому что я сам себя не понимаю. Смотрю на неё в упор, но набранной с порога скорости не сбавляю. Это, вообще, как, а? Чтобы и поговорить, и испариться хотелось одинаково сильно.
— Подожди! — почти кричит она и рвётся вперёд, ко мне, но ей дорогу преграждают две тёлки, беззаботно жующие на ходу один на двоих пакет чипсов. Вы бы видели, как она на них посмотрела. Будто они хомячат земляных червяков, не иначе. Умора, прямо.
— Найк, подожди, пожалуйста! — Огибает их и нагоняет меня.
Я стопорю. Разговор неизбежен, что не может не радовать.
— Найк, ты как? Идёшь? — Со мной поравнялись Зимин с Дергачёвым. На странице нашего факультета появилось объявление о конкурсе на лучшую экономическую модель. Ну это типа, знаете, кто сочинит сказочку позабористей. Все, кто идёт в экономисты начитаются про ошибки и недочёты в опыте разных стран, и им кажется, что они смогли бы устроить всё гораздо лучше. Я, кстати, не исключение. И вот нам таким опупенно умным и наивным дают шанс описать всё, что да как. Надо сейчас будет прогуляться до деканата и посмотреть, что вывесили там.
— Идите. Я буду, — отвечаю парням и тоже пропускаю их мимо себя. Заметив, что ко мне подходит Горохова, они слегонца так тормозят, но мой резкий взгляд придаёт им ускорения. Нехрен тут уши греть. Да и глаза тоже.
— Эм-м… привет. — Она пытается быть и гордой, и вежливой одновременно. Это прикольно. Впиваюсь взглядом в её лицо — нет ли там следов от слёз. Ещё один, так скажем, бонусный повод почесать кулаки о ГовноГену всегда пригодится.
Милое девичье личико, с хорошими пухленькими губками, скорее всего, ещё нецелованными, как следует. А может и вообще не целованными. И что же в ней такого, а? И почему мне дохуя хочется погладить её по щеке? Да хотя бы, блять прикоснуться. Ах, да! Ресницы! Мёртвой хваткой вцепляюсь в лямки рюкзака. Рядом с ней чувствую себя каким-то неандертальцем. Примитивным и тупорылым животным.
Стою и жду.
— Тут… — От волнения и, конечно же, от страха — а куда ж без него! — она лихорадочно вертит в руке ручку. Мнёт её и сжимает в кулачках так, что белеют костяшки пальцев под её полупрозрачной кожей. Лиза топчется на месте, сгибает и выпрямляет поочерёдно ноги в коленках, и её коленные чашечки стучат друг о друга, как бильярдные шары на столе. — Это ты заставил Гену извиниться передо мной? — наконец строчит, как из Калаша.
«Гену».
Вы слышали?
«Гену».
Из её губ звучит так, будто я лёг третьим в их постель в брачную ночь.
— Да. Я. — Ничего, полежу тут рядышком, я не гордый.
— А зачем? То есть, почему? То есть, я хотела узнать…