Но если бы это было так просто. Вся на нервах и в нетерпении жду следующего для в Универе. Как же медленно течёт время — это просто не передать словами. Едет, словно асфальтовый каток. Еле ползёт.
И тогда я решаюсь сделать кое-что другое — сажусь и пишу работу на конкурс экономик.
Да и не работа это вовсе, а так, ерунда. Но делать что-нибудь нужно, не сидеть же просто так, правильно? Поэтому как дятел стучу по клавиатуре все свои мечты, которые были у меня ещё со школы, когда я собиралась поступать на менеджмент.
А мечтала, я знаете о чём? О том, чтобы на Земле вообще не было денег. Потому что, как только они появились, как эквивалент стоимости, так сразу стали ценностью. А я девочка, романтичная натура и не хочу, чтобы ценность имели какие-то бумажки. Я хочу, чтобы ценностью считалась честность, доброта, красота, неравнодушие. Чтобы люди больше нуждались в положительных эмоциях, в позитиве, в дружеской беседе, в умении помочь, в желании поддержать, а не в том, что можно купить за деньги.
Поэтому пишу такую сказку, где вплетаю чувства и эмоции в уравнение «чувства — товар — чувства штрих». Понимаю, что получается полный бред, но мне нравится. Конечно, против работы Никиты мне нечего противопоставить, но я и не стремлюсь. Просто дурачусь.
Озаглавливаю работу: «То, что можно купить за деньги — уже дёшево», отсылаю на адрес приёмной комиссии и ложусь спать часа в два ночи.
Но завтра всё-таки наступает, и я готова к бою. Я ему покажу, как чужие работы воровать! Позорище. Какая низость!
Трясусь в маршрутном такси, зная, что у нас совместная лекция с третьей группой Криницына только третьей парой. Поэтому мне предстоит подождать ещё чуть-чуть. Набираю терпения в грудь и беру себя в руки. Очень хочется пойти посмотреть в расписании, где сейчас Гена и поговорить с ним, но я терплю. Хочу сделать всё по прядку.
И конечно же, у меня не получается.
Не знаю, на счастье или на беду, но вижу Криницына в правом крыле первого этажа, когда мы с Натали направляемся в столовую. Тут же забываю обо всём, бросаю подруге: «Иди без меня» и рвусь с места к своей бывшей любви.
— Привет. — Торможу прямо у его носа и даже чуть врезаюсь в Геннадия. — Ой, извини. — Отскакиваю назад. И когда уже отучусь так носиться!
— Привет. — Он смотрит и настороженно, и с любопытством.
Знает. Точно знает.
Если до этого у меня и были сомнения, что он присвоил работу, то после взгляда на его лицо, на эти бегающие глазки, они полностью отпали.
— Так это правда?! — рублю ему прямо в глаза. Ух, как же я его презираю!
— Что правда?
— Учти, Криницын, у меня есть скрин письма Никиты, когда он отсылал тебе работу для меня.
Он бледнеет. Люди, он бледнеет на глазах! Вы заметили? Становится серым, как… как грязный весенний снег. Фу!
— Эм… ты о чём, Горохова?
— Мировая экономика — это значит, лучшая в мире.
Криницын делается злым и с каким-то психом переминается с ноги на ногу.
— Эту работу сначала я отослал Громову, а потом он мне. Я её написал.
— Ты всё врёшь! Я всем расскажу, какое ты дерьмо! — я уже почти кричу.
Он дёргается, будто ему мешает его портфель, но аккуратно положить саквояж здесь негде, а на пол Гена ронять не хочет, жалеет, сволочь. Поэтому хватает меня одной свободной рукой за запястье — сильный гад! — и шипит мне в лицо:
— Только пикни.
— Обязательно всем расскажу! — ору ему ещё громче.
— Заткнись. — Он больно вдавливает мне пальцы в кожу.
И тут вдруг какая-то сильная рука резко хватает его за предплечье, дёргает так, что Гена отпускает меня, и вбивает ему его руку в его же грудь и придавливает к ней.
— Ещё раз прикоснёшься к ней, я тебя на инвалидность посажу, клянусь, — раздаётся где-то у моего уха знакомый, родной голос.
ГЛАВА 13
— Никита, он украл твою работу! — Резко поворачивается ко мне Лиза. — Это подлость!
— Плевать. — Смотрю на ГовноГену и не отпускаю его руки — не могу, когда он так близко от НЕЁ. Мне хватило этого дерьма, премного благодарен. — Отойди. — Толкаю его в сторону. — Не стой близко. Не люблю. — Блять, так и чешутся ручонки вынуть ему гляделки, чтобы не смотрел даже на девушку. Никогда больше.
— Как это, плевать! — Закипает Лиза и подпрыгивает на месте. — А если он займёт первое место. Ему ведь добавят твои триста баллов рейтинга. Это же…
— Пусть подавится.
Да, мне не мешает выяснить, как она узнала про работу, но это только после того, как это всратое уёбище будет от неё подальше.
Но оно не торопится сдёрнуть и даже раскрывает пасть.
— Она сказала, — кивает на Лизу, — что больше не примет от меня ничего.
— Захлопни рупор. — отпускаю его и сжимаю кулак.
Вообще-то, если уж совсем сбросить маски, то я не прочь, чтобы Лиза узнала весь расклад. Да, я чёртов эгоист, но в любви и на войне…
В любви?
Я сказал: «В любви»?
Да, похоже на то. В любви. Такие дела.
— Это он мне говорил за тобой … ну… — продолжает оправдываться перед Лизой чепушило. — И шоколадки от него. И всё остальное.
Урод явно смерти ищет. Мне уже впадлу всё это выслушивать, я устал, и я замахиваюсь…
— Нет! — кричит Лиза и загораживает собой Криницына. Она волнуется и тяжело дышит.