Гром и Молния

Наша мать уже давно говорила об этом, мы с ней даже мозговали на эту тему, поэтому я с лёгкостью поддерживаю разговор. Это достижение.

В Универе мы с Лизой впервые садимся за одну парту и чувствуем оба, как ошарашенно и настороженно замер весь поток. Моя девушка забилась к стенке и пишет лекцию с сосредоточенным, немного недовольным выражением личика — ей неуютно.

ГовноГена сидит на своей первой парте, и вроде бы даже не ничего не изменилось. Попрошу мать, пусть устроит его на эту практику куда-нибудь к ним, в самый отсталый, богом забытый проект.

А я жду. Сейчас должен какой-нибудь долбодятл не выдержать и высказаться о нас с Лизой. Я урою его парой фраз — а если не поможет, то одним апперкотом — и после этого все успокоятся.

Но лекция заканчивается тихо и мирно, и мы опять расходимся по семинарам.

— Найк, я с тя пухну. На кой тебе впёрся это геморр, — слышится голос сзади. Кажется, это Жека Хлыстов. — Неужели честные давалки перевелись в Универе?

Ну, наконец-то. Мне почти пришлось ждать.

Оборачиваюсь и только хочу сказать ему, кто он на этой планете и в этом грёбанном мире, как…

— Захлопни пасть, дубина. — Даёт ему подзатыльник, идущий сзади Лёвыч. — Я же тебя предупредил — ещё один твой говновысер, и я сам тебе вломлю не хуже Найка.

Я улыбаюсь и отворачиваюсь.

Кажется, всё. Проехали.

Но на следующей лекции по макроэкономике, которая случается у нас третьей парой, происходит нечто знаменательное, и ситуация переворачивается с ног на голову.

Вместе с лектором Лилей Фарвазовной в аудиторию заходит наш декан Павел Александрович.

— Садитесь, пожалуйста. — С довольной улыбкой подходит он к передней парте и становится прямо напротив Криницына. Кладёт перед ГовноГеной на стол вымпел, который присуждается за конкурс экономик, и победоносно осматривает весь курс. — У меня объявление.

Все замерли и не дышат.

— Вы знаете, что на нашем факультете каждый год проводится конкурс на наиболее удачную и работоспособную модель экономики.

Аудитория зашевелилась и радостно загудела, а я посмотрел на Лизу. Она недовольно сжала губки и ответила мне взглядом с нескрываемым укором. И показывает глазами на вымпел.

Знаю. Ей не нравится эта ситуация с моей работой, но мне как-то плевать. Чхал я на эту писульку. Пусть этот утырок подавится, а я себе ещё напишу.

— Так вот я к вам с результатами, — продолжает меж тем Павел Александрович. — Все вы знаете так же, что в этом конкурсе присуждается только первое место с добавлением трёхсот баллов в рейтинг. Это очень много.

— Ну я бы не сказал, — громко говорит ещё один наш умник Витёк Кормишин.

— Можно было бы и добавить, — улыбается с места Вован Корниенко.

— Вот реализуете свои модельки и вам добавят, — уже отвечает им Сергей Ненадовец.

— Совершенно согласен. — Показывает на него рукой декан. — Итак, в этом году пришло всего восемьдесят одна работа на сто три человека на курсе. Это достаточно много. Что похвально. Мы с Зинаидой Терентьевной очень довольны, — называет он своего замдекана. — А первое место мы решили присудить работе, которая нас поразила своей незашоренностью и смелостью. Признаться, не ожидал, мда. Очень радостно, что у некоторых студентов угол кругозора всё-таки шире угла обзора. — И смотрит на, сидящего перед ним Криницына, так, будто ищет у него понимание и согласия. Тот с готовностью кивает и поддакивает.

Уёбище.

— Итак, работа называется: «Всё, что можно купить за деньги — уже дёшево» и её нам прислала Елизавета Горохова. Лизонька, поздравляем тебя. — Декан кладёт на стол свой листик и начинает хлопать в ладоши.

Пространство комнаты взрывается аплодисментами, а я кривлюсь от этого его «Лизонька» — нашему декану чуть больше за тридцать пять — но тут же оборачиваюсь к Лизе и тоже хлопаю. Встаю и когда пропускаю мимо себя ошарашенную, выпавшую из реальности девушку, попутно чмокаю её в щёчку и на глазах у всех говорю:

— Ты — лучшая.

Она резко оборачивается на меня и улыбается. Потом ей вручают вымпел, Лиза возвращается на место, но усидеть не может.

— Вау! Я хочу это отпраздновать! — Видно, что ей не терпеться попросить меня разделить с ней этот праздник, но она стесняется.

Ну и кто я такой, чтобы отказать девушке, которая стала для меня так важна и дорога.

— Лады. Звони Наське. Пусть она зовёт своего воздыхателя. Мы идём на двойное свидание.

* * *

Чего я ждал от этого двойного мать его свидания? Скорости. Молниеносной. Мне хотелось, чтобы оно быстрее прошло, благополучно закончилось, и мы все целые и невредимые — за исключением Наськиного воздыхателя — разошлись по домам.

Но этим миром правят женщины. Да, увы и ах.

Не знаю, толком не уловил, когда там они посовещались и каким путём пришли к консенсусу, так сказать, но моя Наська заявила, что заказала кафе на тридцать первое декабря.

— Не понял. — Тряхнул головой, как от наваждения. Что-то я вообще не вкуриваю.