Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге

– Зоя! Что написано в новом решении? В какие дни я могу видеть и общаться с Ксюшей?

– Два раза в месяц по субботам по шесть часов в Новороссийске в присутствии Проценко! – голос Зои из трубки пульсировал в моем ухе, и пространство начало расплываться.

– Что же делать теперь, – протянула я что-то несуразное, потому что молчать было еще страшнее.

– Светик, он еще кучу бумаг приложил, – сказала Зоя, – про бабушку – ну, это я знаю – ее зомбировали. Но что стряслось с твоим отцом?

– …С моим отцом? – проглотив язык, я стояла как вкопанная и глядела перед собой в одну точку, в мучительном ожидании того, что сейчас скажет голос на том конце провода.

– Твой папа, – листая бумаги, наконец произнесла Зоя, – написал, что имеет на попечении больного сына, который в силу диагноза представляет угрозу для ребенка, и кроме того, твой отец возражает против общения с Ксюшей на территории его квартиры…

Мои глаза, не отрываясь, смотрели на «последний великий храм Великой Империи», пока не зачесались. Все ребята давно расселились по номерам, а я все стояла у входа в отель, с моей сумкой и всей моей жизнью, которая вот-вот могла прерваться, как та эпоха, «когда истощились ее основополагающие иллюзии».

Как же отец мог так поступить? Что это – трусость? За что он поступил так с нами? Это было больше чем предательство и даже подлость, ведь он убил одним выстрелом всех сразу – меня, брата и Ксюшу.

В тот момент закончилась жизнь Светланы. Это было неизбежно. Имя перегорело, как перегорает лампочка от перенапряжения.

Имя, которое мне дал отец, когда я родилась, имя Светлана, сгорело, как сгорает при пожаре дом, хороня под собой все памятные артефакты прожитых дней.

Имя – одежда или покрывало для души. Задумывались ли вы когда-нибудь о том, сколько раз ваше имя произносят с любовью и сколько раз с ненавистью? Те, кто любит, произнося ваше имя, словно зашивают на нем дырочки. Те же, кто ненавидит, произносят его так, словно стремятся порвать его в клочья.

Мое имя одномоментно обветшало и состарилось. Сколько раз это имя выдерживало истязания в судах, оскорбления в кляузах и доносах, угрозы Проценко и даже нелюбовь близких и родных, но в тот момент оно было окончательно растерзано и уничтожено. Повреждения оказались настолько существенными, что оно больше не поддавалось восстановлению. У меня больше не было имени. Оно истлело, превратясь в окровавленную ветошь. И упало рядом. Прямо там, между Ольгиным прудом, храмом Святых Апостолов Петра и Павла и отелем «Новый Петергоф». Имя навсегда осталось лежать в отбрасываемой мной тени. «Эпоху можно считать законченной…» Я растерянно разглядывала свою тень еще несколько мгновений, пока солнце не скрылось за тучей.

Новое имя Веста пришло неожиданно, будто ждало своего часа. Это не было запланированным, оно родилось само, в тот же момент. Моя душа словно переселилась в новое имя, как в новую рубашку, разделив жизнь на две части – Светланы и Весты. Так я пережила смерть и новое рождение, и этот день стал определяющим, позволив прошлому остаться в прошлом, а будущему – перевернуть страницу, развернув передо мной совершенно чистый лист.

– Мисс Светлана Спиваковская? Ваша комната номер 314, – сказала девушка на ресепшен и, улыбаясь, протянула мне электронный ключ.

– Спасибо, – ответила я, взяв ключ, – но здесь ошибка. Теперь меня зовут Веста.

Глава 23

Когда имя Светлана перестало быть моим, а я перестала быть Светланой, все, что связывало меня с этим именем, постепенно уходило в прошлое. Новорожденная Веста лишь наблюдала за происходящим. А «я» наблюдала за Вестой. Для окончательной интеграции с Вестой требовалось время.

Кстати, премьера моего нового имени произошла уже через полчаса, когда, умывшись в номере, я спустилась в фойе отеля. Перед входом в конферец-зал мне выдали бейдж, и я вписала туда имя «Веста». Никто из ребят и ведущих семинара не задал тогда лишних вопросов, ко мне просто начали обращаться по-новому. Так мой личный катарсис удачно замаскировался под игровой элемент, а новое имя прошло тест-драйв в комфортной мини-группе. Вскоре все мои друзья привыкли к новому имени.

За всю жизнь у меня не было ни одного прозвища, и потому отказаться от привычного обращения сначала было не просто. Я стала понимать, насколько я, как и каждый человек, обусловлена именем, нераздельно связана с ним. Обычно людям нравится слышать свое имя; говорят, что при его упоминании, в нейромедиаторах головного мозга человека моментально вспыхивают все истории, рассказанные ему о нем самом, начиная с самого его рождения. Таким образом, наше имя напоминает нам о самих себе. Как маячок. Но не каждый маячок являлся светом для других. Как и запись в паспорте не являлась больше моим «я».

Всю жизнь я была рада знакомству с кем-то. Я испытывала радость и воодушевление, когда встречала светлых и замечательных людей на своем пути. И только сейчас начала догадываться, что главное знакомство в жизни мне еще предстоит. Один приятель сказал, что в моем новом имени одновременно сошлись послание, миф и сторона света.