— Несоизмеримо? — повторила Авелен, решив, что ослышалась. Не потому, что действительно считала это… справедливым, а потому, что никому прежде не приходило в голову ставить под сомнение поступки самого Льва. Или… это она не слышала? — Но ведь он…
— Что? — спросил Корин таким мягким тоном, словно хотел намекнуть, что она вновь говорила глупости. Не успев при этом действительно хоть что-то сказать. — Продал? Или даже, как все говорят, предал? Ребенок, который вообще не знал, что в Нарнии хорошо, а что плохо? Или он должен был с первого взгляда понять, что перед ним черная ведьма? Вернее сказать, белая, но ты понимаешь, о чем я. Она предложила ему сладостей, а затем решила убить его за то, что он согласился. И, как любой доверчивый ребенок, рассказал ей, кто он, откуда и сколько у него братьев с сестрами. А затем явился Лев, который… Да, должно быть, это было необходимо. Не мне судить, ведь я знаю эту историю лишь из уст других. Но даже если никто не попрекал Эдмунда тем, что произошло, сам он никогда не забывал, что кто-то умер ради того, чтобы исправить его ошибку. Я вот думаю, быть может, нанесенная Колдуньей рана так и не исцелилась до конца, потому что он сам этого не хотел?
Авелен не сразу нашлась, что ответить. Она и сама помнила этот надрывный кашель, остающуюся на платке мелкую ледяную крошку и холодные даже в самый разгар лета руки. И матово-синие глаза, хотя тетя Люси однажды сказала, что в детстве они были карими.
Быть может… он сам заставил это колдовство остаться в его крови, потому что… считал, будто он недостаточно наказан?
— Но ведь… — должно быть, это снова было глупо и даже… эгоистично, но она не могла подумать ни о чем другом. — Ты бы так никогда не поступил?
Ты же… всегда был лучше других.
— Я? — повторил Корин, будто удивившись ее вопросу. И край рта у него вновь дернулся в усмешке. — Я принц, Эви. И не по велению Льва, а по праву рождения. Да мне достаточно было щелкнуть пальцами, чтобы получить любые сладости, какие я мог пожелать. И не только. Я, Лев меня побери, был официальным представителем Арченланда в Ташбаане. И это в четырнадцать-то лет. Да у меня с рождения была власть, которая и не снилась ни твоему отцу, ни дяде, когда они оказались в Нарнии. И у меня не было братьев, с которыми приходилось соперничать. Хотя бы за внимание отца. Эта ведьма просто не могла предложить мне больше, чем у меня уже было, только и всего. Я не был благороднее Эдмунда. Напротив, я просто был еще хуже. Я и сейчас хуже. И я знаю, каких трудов ему стоило… быть Справедливым. Не Великодушным. Это, пожалуй, самое простое. Не Отважным. Это тоже не так уж и сложно, когда есть за кого сражаться. И уж тем более не Великолепным. Для этого только и нужно, чтобы тебя все любили.
Он замолчал, словно не мог решить, продолжать ли эту мысль, но затем качнул головой и всё же закончил.
— А вот справедливость — это не одна лишь защита тех, кто не может постоять за себя сам. Это смертные приговоры. Даже если нет иного выбора, даже если это действительно справедливо, обречь кого-то на смерть куда сложнее, чем дать ему шанс на искупление. Ты едва ли это помнишь, но Эдмунд был не только судьей. Неудивительно, что Великолепным всегда называли не его. Даже самые честные и праведные… не любят и боятся палачей. А что до Льва… Его замыслы слишком далеки от нашего понимания. Как и Его милосердие. Не стоит уповать на них слишком часто.
— Ты… — пробормотала Авелен, не зная, как на это отвечать. И чувствуя, что он сказал далеко не всё, что за этими словами скрывалось куда больше. Но полагала, что оно было как-то связано с его братом.
— Я же сказал, ты не знаешь меня, — неожиданно весело хмыкнул Корин и поднялся, движением головы отбросив с лица белокурые волосы.
Может быть, нехотя согласилась Авелен, провожая его растерянным взглядом. Но теперь она хотела узнать лишь сильнее.
========== Глава седьмая ==========
Комментарий к Глава седьмая
Теперь эту штуку можно смело называть четвертой частью калорменских хроник. Драгоценный ты мой, иди обратно в шапку. Я еще помню те славные дни, когда я выкладывала этот фик в первый раз и твои сабля с короной сверкали в этой шапке с первой же главы. Пора вернуть свое!
Тугой металл в руках зазвучал,
Видел и знал, поверить не мог,
Она тебе лира или клинок?
Мельница ― Тристан.
Безмятежный предрассветный сон госпожи всего Калормена был прерван самым бесцеремонным образом и надрывными причитаниями кого-то из… Да как бы не самого Великого визиря, судя по его велеречивости.
― О мой господин и повелитель, да продлят боги твои лета до скончания этого мира, прости своего смиренного слугу за его дерзость…!