Громовой Кулак (СИ)

― Они поднимут меня на копьях! ― рявкнул в ответ Рабадаш, но она впервые не отшатнулась. Не сделала даже шага назад. Побег для нее не выход. Она не бежала тогда ― не бежала от него никогда ― и не побежит теперь.

― Значит, они поднимут меня вместе с тобой. Я отправлю детей. Амарет и Ясаман защитят их втрое лучше меня. Но сама я никуда не поеду. Я не оставлю тебя.

― Что ты за мать, если я тебе дороже детей? ― процедил в ответ муж. Всё же ударил ее. Не рукой ― руку он не поднимал на нее никогда, ― но словами. Будто… думал, что она не поймет, почему.

― Ты моя жизнь, ― просто ответила Ласаралин, сморгнув навернувшиеся на глаза слезы. Если такова судьба, если нет иного пути… Она останется. ― Но если такой ответ тебя не устраивает…. Что ж, я всё равно не смогу вернуть твоему сыну трон. Это… дело для такой, как твоя сестра, а вовсе не для меня.

Да и… Джанаан вполне может короновать не ее сына, а своего собственного. Сармаду всего десять, но всё же не год и несколько месяцев. И за ним уже стоят армии четырех сатрапий. За ним стоит его мать ― неукротимая фурия от крови самого Таша ― и ее муж ― бесстрашный воин и опытный полководец, готовый бросить к ее ногам весь мир. К ногам их обоих, ибо тархан Ильгамут предан Рабадашу до последнего вздоха. Ильгамут коронует его сына, даже если для этого придется утопить в крови весь Калормен, но… выбирая между женой тисрока и своей собственной, он, не раздумывая, займет сторону Джанаан. Ласаралин может быть уверена в его защите, но не более того. Ей придется даже забыть о том, что у ее сыновей вообще были какие-то права на трон. Да и…

На что ей такая жизнь? Она согласилась бы мирно дожить свое, будь она уже старухой, окруженной повзрослевшими детьми, но ей лишь двадцать три. И она не мыслит себя без этого мужчины. Прожить еще дюжины лет без него, жить, зная, что он предпочел умереть в одиночестве, чтобы спасти её никчемную жизнь ― пытка в сотни раз страшнее смерти от рук разъяренной толпы.

― Я… я знаю, что я и вполовину не так храбра, как твоя сестра или Амарет, но я хотя бы имею право…

Сама выбрать свою судьбу.

Муж помолчал, глядя на нее с… горечью, которой она никак не могла от него ожидать, и ответил вновь непривычно мягким тоном:

― Будь ты еще храбрее, ты была бы львицей.

Ласаралин заплакала. Закрыла лицо дрожащими ладонями, безуспешно пытаясь утереть эти слезы, и бросилась вперед, в его руки, уткнувшись лицом ему в грудь. И разрыдалась лишь сильнее, почувствовав, как эти руки сомкнулись вокруг нее, будто оберегая от всего остального мира.

Впрочем, почему будто?

Она хотела лишь попросить ― что бы ни было там, что бы ни ждало их за роковой чертой в десять миль, ― но поняла, что не посмеет. Он не согласится. Воины Азарота не бегут от сражения, сколь безнадежным оно бы ни было.

Что ж, она не воин. Но каков бы ни был приговор богов, она разделит с мужем его участь.

========== Глава восьмая ==========

На закате второго дня ― если считать с того часа, как они покинули брошенный форпост в горах, ― окружающий пейзаж сделался совсем уж не гостеприимным. Авелен и прошлую-то ночь вспоминала с содроганием ― голые скалы, завывающий между ними ветер и шорох редких, гнущихся к самой земле кустарников, будто кто-то крался среди них всю ночь напролет, ― а уж когда над этими скалами вновь начали собираться тяжелые черные тучи, ее и вовсе взяла такая тоска, что захотелось… Малодушно развернуться и броситься назад. Но не у него же на глазах.

Великий Лев! ― ярился в голове голос, собственно, разума. Или совести. Трудно сказать. ― И это принцесса Нарнии?! Дочь Верховного Короля?! Которая не сражается за свой народ, а думает лишь о том, как бы ей сбежать от неприятностей! И не бежит лишь потому, что ее останавливает… нет, отнюдь не забота о народе!

Вовсе нет! ― огрызалась в ответ Авелен. Она даже шла пешком вместе со всеми, поскольку Корин решил, что тропа слишком крутая и узкая, чтобы, как он выразился, «носиться по ней верхом, не глядя, что у лошадей под копытами». ― И куда мне бежать, даже если я попытаюсь? В Арченланд? В Калормен? Или еще дальше? Если… это то, о чем я думаю, то такие силы не остановит ни пустыня, ни море.

Куда бежать, когда закончатся все пройденные людьми тропы? И если уж умирать… то с обнаженным мечом, глядя врагу прямо в глаза, а не забившись в последний угол, как трусливая крыса. Дядя Эдмунд сказал бы именно так, если бы слышал ее метания.

Дяди Эдмунда здесь не было. Отца тоже. Как не было ни матери, ни Дана ― лорда Перидана, почти заменившего ей, маленькой девочке с неожиданно свалившейся на нее короной, отца, ― ни всех их советников, ни… Никого не было. Один только Корин, который, кажется, считал ее… в лучшем случае «не бойцом», как он сам охарактеризировал ее талант к обращению с холодным оружием. Странно, что не ввернул, как это дочь и племянница лучших нарнийских мечников ― всех троих, а мать при желании могла и родных арченландцев посрамить, ― оказалась настолько… бесталанна.

Может… просто не задумался об этом?