Громовой Кулак (СИ)

― Ты что здесь делаешь? ― спросил над ухом ворчливый голос, и она вздрогнула всем телом, испугавшись, что это тот же человек, что велел оборотню «прибраться». Нет. Этот голос… даже не был человеческим.

В темном провале скалы ― откуда он взялся? ― виднелся дрожащий на промозглом ветру огонек свечи и длинная кустистая борода.

― Вы… нарниец? ― выдохнула Авелен, не задумываясь.

― Какие нарнийцы, девочка?! Это горы Эттинсмура! Ты как сюда попала?!

Конечно. Черные гномы служили Колдунье и были изгнаны после ее смерти. Дядя Эдмунд говорил, что они тщательно скрывали свои поселения. Найти вход самой было бы чудом. Может… внутри услышали шум, когда они дрались с оборотнями? Тогда почему так спокойны? Почему…?

― Помогите, ― всхлипнула Авелен. Слуги Колдуньи или нет, но если они хотя бы позволят переждать ночь в тепле…

Гном посмотрел вниз ― а она запоздало заметила, что вход в скалу открывался на высоте доброго ярда от земли ― и качнул головой в… кажется, темном колпаке.

― Да я его с места не сдвину.

― Не нужно, ― выдохнула Авелен. ― Я сама. Только… помогите. Мне бы… хоть немного огня.

― Да огня-то у нас в избытке, ― беспечно хмыкнул гном и сделал шаг назад, будто собираясь освещать ей путь. ― Хотя потолки для тебя низковаты будут.

― Спасибо, ― всхлипнула Авелен и вновь ухватилась за тяжелую намокшую куртку.

Еще немного. Хотя бы несколько шагов. Она сможет.

========== Глава девятая ==========

Первое пробуждение было довольно неожиданным. Хотя бы потому, что люди с распоротыми животами вообще не имели привычки просыпаться, а сразу отправлялись на встречу… Повезет, если с Великим Львом. Или хотя бы с вопрошающими «Куда же ты смотрел?!» предками. А то можно и с калорменским Ташем столкнуться, или кто у них там встречает умерших?

Но вместо птичьего лика, украшавшего собой каждый калорменский храм, из золотистого сумрака ― очаг? откуда? ― выплыло узкое, почти треугольное лицо с дрожащими губами и заплаканными глазами. Смотрела она, впрочем, не на него, а на ворот его шерстяной туники, который как раз пыталась расшнуровать трясущимися руками.

― Что ты делаешь? ― спросил Корин, и Авелен вздрогнула всем телом, резко вскинув голову.

― Одежда, ― пробормотала она, залившись румянцем ― больше походившим на лихорадочный, чем смущенный ― до самого подбородка. ― Мокрая.

Похвально. Но раздевать мужчин Ее Высочество определенно не умели. Не говоря уже о том, что в его случае это вообще стоило делать, когда он в сознании и способен хоть как-то участвовать в процессе.

― Я… лучше сам, ― предложил Корин, и Авелен зарделась еще сильнее. Даже уши под мокрыми волосами запунцовели, и затрепетали такие же мокрые рыжеватые ресницы, словно она пыталась сдержать навернувшиеся слезы. А может, и пыталась. В голове было пусто и гулко, и больше одной мысли за раз там не укладывалось. Поэтому добавить «Отвернись» Корин сообразил, только когда стянул не только верхнюю тунику, но и нижнюю. И в самом деле хоть выжимай. И одежду, и волосы, и…

От четырех рваных ран на животе остались лишь розоватые полосы зарубцевавшихся шрамов. Значит, не привиделось. А где…?

В голове зашумело с новой силой, и он остановился, прижав пальцы к вискам. Должно быть… потерял слишком много крови.

Плеча осторожно коснулась холодная подрагивающая рука.

― Д-давай помогу.

Куда, дурочка? У самой зуб на зуб не попадает, да и…

― Где… остальные?

― Я не знаю, ― прошептала Авелен, и на плече дрогнули ее пальцы. ― Среди тех, кого я нашла, только ты, ― она гулко сглотнула, будто боролась с тошнотой, ― еще был жив.

Значит… нужно искать тех, кого она не нашла. Чтобы это сейчас ни значило.

― Отвернись, ― повторил Корин. А то так и будет таращиться, алея лицом, ушами и… ― И переоденься.

А то сняла лишь плащ и охотничью куртку. Или…? Куртка синела ― или зеленела, пойди сейчас разбери, какого она цвета, ― на ровном, без швов кладки, каменном полу, а вот плащ… Только бы не потеряла.

Странно. Пол, как… в пещере, теплые шкуры ― медвежьи и волчьи узнавались наощупь, но были и еще какие-то, ― вырубленный в стене очаг… Нет, слишком сложно. В новое подобие сна ― или обморока, но для принца последнее несолидно, ― он провалился, едва успев натянуть на себя серебристую шкуру.

Во сне приятного тоже было мало. Из темноты зимнего леса с подернутыми инеем ветвями шагнул силуэт в черном, и морозные бело-голубые узоры расцвели и на зубчатой серебряной короне. Лунный свет тонул, не отражаясь, в матово-синих, будто лишенных зрачка, глазах.

― Что это ты делаешь, а?

― Я? ― переспросил Корин, пытаясь понять, почему они вдруг стали одного возраста. Если Эдмунд жив ― а с чего бы ему быть мертвым, дубина? ― то сейчас ему должно быть уже тридцать пять.

― Да уж не я, ― согласился тот и оперся на хрустальную рукоять Исс’Андлат, как на трость, воткнув узкое острие в громко хрустнувший наст. ― Ты чем думал, когда с тропы ее толкал?

― Зато голова на плечах осталась, ― не согласился Корин. Выбирать тогда особо не приходилось. Или толкнуть в надежде, что она сумеет сгруппироваться и не свернуть себе шею, или позволить оборотню разорвать ее пополам.