Гроза

Отчаявшись получить ответ от небосвода, Рита резко отпрянула от окна и хотела плюнуть в звезды, но сдержалась… Ее взгляд упал на сына, неспокойно ворочавшегося на печи. Он сжался в комок и что-то бормотал во сне, постоянно повторяя: «Я видел девочку с волчьими ушками, она махала мне рукой». Мальчик не почувствовал, как приблизилась мать, как ее угловатая фигура нависла над ним угрожающей тенью. Рита потянула свои руки — ивовые ветви — к горячей шее Ивана и сомкнула пальцы на артерии. Женщина смотрела сквозь мальчика, все сильнее сдавливая руки, точно кобра, сжимающая кольца на теле обездвиженной жертвы. От недостатка кислорода мальчик быстро очнулся, начал махать руками в воздухе и неловко барахтаться, точно жук, которого перевернули брюшком кверху. Он глотал ртом воздух и выпучивал глаза. Иван смутно видел мать, нависшую над ним, однако не сразу понял, что происходит. Это сон! Точно, ведь его прекрасная мама бы никогда… нет, конечно, это величайшая глупость! Иван не мог поверить в происходящее и лишь продолжал беспомощно дергаться, задыхаясь. Рита продолжала душить сына, пока тот не начал ослабевать под ней: его ладошки соскользнули с ее напряженных прямых рук и упали на кровать, а светлые глаза начали покрываться дымчатой пленкой. В голове женщины раздался щелчок, она вышла из состояния аффекта и мгновенно разжала мертвую хватку. Холодная уверенность растворилась в живых глазах Риты, и она приподняла голову Ивана, оказавшуюся тяжелее обычного. Мальчик выгнулся и вобрал в легкие столько воздуха, сколько мог. У него заслезились глаза, Иван ухватился руками за красную шею и зашелся в приступе кашля. Рита смотрела на него с тревогой, но не смела ни заговорить, ни уйти. Она так и застыла над ним с руками, повисшими в воздухе. В этот момент полная луна заглянула в лачужку и позволила Ивану как следует разглядеть угловатое бледное лицо матери, застывшее в безмолвном ужасе от содеянного. Ее смоляные брови были высоко подняты, а рот приоткрыт. Иван слабо улыбнулся, привстал на печке и бросился обнимать Риту. Он крепко обхватил ее тонкую талию руками и прижался головой к ее груди. Иван не плакал, не кричал, не боялся.

— Я люблю тебя, мамочка! — прошептал он, снова заходясь в приступе кашля.

Глава 8

На рассвете хижина позабыла ужасы прошедшей ночи и продолжила жить своей жизнью. Ее жители — кто по незнанию, кто по иным причинам — сделали вид, что ничего не происходило. На кухне кипела работа по приготовлению завтрака. Накануне Владимир купил кролика у соседки и намеревался разделать его, но забегался, забыв про деликатес. Старик был удивлен собственной безалаберностью. Он не желал ничего слышать о дочери, уставшей и достаточно намучившейся, которая будет стряпать еду на его крохотной кухне. Владимир уперся руками о дубовый столик, крепко сколоченный им лет десять назад, но ничуть не потерявший в качестве, и отчеканил: «В этом доме готовить буду я, а ты моешь тарелки». Впрочем, Рите досталась пятиминутная работа: ее отец намеренно подсунул ей три фарфоровых блюдца, покрытых слоем пыли. Чайным набором давно никто не пользовался, да и незачем было. Красивейший сервиз, который жена Владимира привезла в это богом забытое место, доставался только по праздникам и при особом случае, что было вполне оправдано, ведь посуда — ручной работы. Ее расписала молодая художница, решившая покорить тайгу. Рита с интересом разглядывала знакомые узоры, завитки и линии. Даже спустя такое долгое время женщина смогла разглядеть мазок кисти, пересекающий небольшую трещинку у основания. Ее глаза подернулись печальной дымкой. Рита отвела взгляд от блюдец, уже в десятый раз проходя губкой по поверхности в одном и том же месте. Женщина смотрела в окошко, как бы сквозь стекло, никогда не переставая предаваться сторонним размышлениям. Ее воспаленный мозг прогонял навязчивые идеи, чтобы освободить место для новых, еще более угрюмых. Рита могла часами отсутствовать в комнате, путешествуя в глубине своего сознания по дорогам, не виденным человеку со стороны. Она всегда сохраняла внешнее спокойствие: размеренно выполняла порученные ей задания, держала идеальную осанку и могла дать меткий ответ на любой адресованный ей вопрос. Единственное, что мешало ей и сейчас уйти в дальнее плавание на корабле своих мыслей, — Иван, жавшийся к стенам и искоса посматривавший на нее глазами, полными слез. Рита терпеть не могла видеть его рыдающим, он казался ей жалким и противным червяком, выброшенным на солнечный свет после дождя. Она демонстративно отворачивалась всякий раз, когда мальчик открывал рот, чтобы заговорить с ней. Он ей надоел.