Гроза

Рита стояла над картинами и молчала. Три часа утра. Все спят. Ее тонкие руки висели вдоль тела, точно тяжелые шторы на карнизе, а кончики пальцев подрагивали. Измученные больные глаза женщины в темноте казались еще замутненнее, чем при дневном свете. Они превратились в два бездонных колодца, холодных и пустых. Рита опустилась на дощатый пол, уперевшись коленями в грубую древесину. Чернильные локоны вырвались из-под старой желтой резинки и рассыпались по лицу и плечам женщины. Рита потянулась к картинам и, виток за витком, высвобождала работы матери. Она торопилась. Первым в полутьме слабоосвещенного угла показался холст, на котором был изображен Владимир в молодости. Рита узнала отца по глазам, смеявшимся из-под спадавшей ткани. Рывок — полотно полностью открылось. В глазах женщины блеснул ужас, и она отпрянула от картины, обдирая кожу о грубые доски. Рита закрыла глаза руками и беззвучно заплакала, покачиваясь и содрогаясь всем телом. Ее мать написала портрет мужа с их новорожденной дочерью во дворе этого самого домика. Это была ее последняя картина, которую Владимир старался не показывать дочери, спрятав ее в самом темном и мрачном месте, ведь за лучезарной масляной живописью скрывалась страшная трагедия. Смотреть на полотно было невыносимо больно, ведь на нем была изображена та, чьего внимания так хотелось девушке, хотелось знать, какой у нее был характер и внешность. Когда Рита спрашивала, какой была ее мать, Владимир говорил, что она была красивой и очень доброй. Больше ничего. С самого детства девушке снились женские образы. Сначала это были полные белого света очертания, больше похожие на ангела, но когда Рита уехала в город, они превратились в тени, рассыпавшиеся на гадюк и ящериц. Она злобно покосилась на портрет и стиснула зубы. Рите вдруг захотелось сжечь картину, однако, пошарив руками по одежде, она не нашла ни зажигалки, ни коробка спичек. Женщина безобразно скривилась и отвернулась к окошку. Через стекло сочился лиловый свет — это луна помогала ее слабым глазам рассмотреть призраков из далекого прошлого. Они преследовали ее с тех пор, как она встретила ЕГО. Город поглотил девочку из таежной деревни и сломил ее боевой дух, прибегнув к самому низкому из возможных приемов: к любви.

Женщина доковыляла до кухонного стола и упала на стул, наконец дав волю тихому вою. Она привыкла рыдать незаметно, чтобы любимый не огорчился и не ударил ее. Он был для нее всем, больше, чем образ, посещавший ее во снах, ради этого человека Рита ушла с работы и родила ненавистного ей сына. У Ивана были его глаза — с этим женщина совладать не могла, как не была способна вырваться из крепкой хватки тирана. Она дышала, когда хотел он, молчала, когда он властно указывал ей на дверь, и не сопротивлялась, когда он хлестал ее ремнем. Рита превратилась в исполнительную рабыню большого человека, который ставил на ее красивое лицо каблук туфли, которую начищали ему бесконечные секретарши. Однажды увидев его в театре, женщина потеряла связь с землей: отправившись в сказочное путешествие, ее ждала новая галактика невероятной красоты, но в центре зияла черная дыра, казалось, служившая вратами в преисподнюю. Рита прыгнула в нее без единого сомнения, переломав хребет своей мечте собственными руками. Она была совсем молода, за его спиной стоял влиятельный капитал, а за ее — лес да речка у опушки. Этот человек выбрал ее совсем не сердцем, а приценивался так, будто приобретал машину. Рита была дьявольски красива в тот вечер. Черные локоны стекали по ее точеным плечам и едва прикрывали глубокое декольте черного элегантного платья, глаза, напоминавшие ему нефтяные скважины, сверкали, как драгоценные камни, белые ровные зубы восхищали. Он смотрел на нее, как на призового скакуна на аукционе, жадно облизывая губы и рассыпаясь в комплиментах. Тиран не уступал по своей красоте греческим богам в исполнении Микеланджело. Дьявол в деталях. В этот же вечер Рита уехала в его черном «мерседесе», позже вспоминавшемся ею как катафалк. Они говорили до утра и совсем не пили вина, девушке казалось, что она поднимается и парит в воздухе, что у нее вырастают крылья! Верно, они у нее были, только не настоящие, а слепленные кое-как, неумолимо несущие ее к гибели, как когда-то Икара к солнцу.