Гроза

Отец доверил ему пасти овец, пока сам уезжал в город на заработки. Мальчишке приходилось возиться с упрямыми баранами вместо школьных уроков. Он даже не имел пастушьей собаки, которая бы стала его верным подручным. Можно сказать, что эту роль успешно освоил Сивка. Конь еще не определился — нравится ему новый человек или нет, однако когда ему становится скучно щипать траву и рыть землю сточившимся копытом, он начинает кружить около отары, точно собака, раздувая ноздри и потрясая гривой. Наверное, он бы залаял, если бы мог. Сивка приходил в восторг, когда бегал за баранами, а те разбегались врассыпную, точно пушистые облачка на небе. Старый конь был счастлив. В деревне давно перестали массово держать лошадей, их заменили быстрые железные квадроциклы и внедорожники. Сивка потерял всех своих друзей: кто-то умер от старости, кого-то пустили на мясо, а его закадычную подругу Резвую прошлой весной утащили волки. Конь еще помнил свои молодые годы, когда всю ночь он пасся на лугу, а над головой ревели лесные песни, когда рядом с ним бежали товарищи, когда вдалеке посвистывал пастух… Время перемололо эти дни и бросило в котел памяти. Сивка не знал, что такое город, куда так стремилась уехать молодежь, коню было мало дела до того, почему больше нет ни табунов лошадей, ни мирных стад, раскинувшихся во всю ширину луга. Он был слишком стар для этого, а взгляд больших серых глаз совсем затуманился. В его сердце вновь зацвела весна, когда появился мальчишка, который не был похож на своих сверстников. В нем сохранилась крестьянская Русь, не прогрессивная Россия. Дурак пропускал школу и всем сердцем ненавидел учиться, однако душа у него была распахнута так широко, что ею он сумел осветить невидящие глаза Сивки. Мальчишка денно и нощно думал о поле, совершал побеги из дома, а вернувшись, получал по шее от строгой матери. Деревня была пределом его мечтаний, он упирался руками и ногами, когда разговор заходил о том, чтобы отправить его к тетке в город, за лучшей жизнью. Мальчик бил кулаком в грудь и плакал, отказываясь уходить из тайги, пропахшей хвоей, шишками и дикими ягодами.

Конь повел ушами и заржал, требуя внимания. Мальчик подался вперед и обнял Сивку, обхватив руками его широкую шею. Солнце приветливо улыбалось друзьям, заливая их фигуры ярким персиковым светом, превращая мгновение нежности в художественное полотно «Сивка». Когда-то мать Риты, мастер своего дела, написала эту картину, встретившись с товарищами на лугу. Уже двадцать лет прошло с тех пор, как в июльский знойный полдень она рисовала счастливого простака и Сивку, вскоре умершего от болезни. Нет больше ни коня, ни мальчишки, ни художницы, остался лишь пейзаж, который Владимир повесил в углу крохотной комнатушки вместо иконы, привычной деревенским. Он сохранил все картины, которые остались от жены. Некоторые из них висели на стенах, оставшиеся полотна, написанные маслом, были обернуты тканью и туго затянуты веревкой, чтобы защитить их от света.