Грозная Русь против «смердяковщины»

Лихие попойки «воров», разбивание тюрем и прочее за год не забылись. «Сочувствующих» в городах было полным-полно, прямой агентуры тоже. А тут пошли и «прелестные письма», сулившие всем, все и много. Это действовало и на «второсортных» стрельцов. Царицын открыл ворота без боя, воеводу Тургенева (Унковскому повезло, его уже отозвали) и тех, кто остался верным присяге, убили, убили и всех, у кого можно было чем-то поживиться. Миловали лишь готовых, забыв гордость, ползать у атамана в ногах, как воеводский племянник: Стеньке это, видимо, очень льстило. Затем перехватили в степи большой отряд московских стрельцов, напали неожиданно и смяли массой, после чего развернулись на посланную из Астрахани экспедицию во главе с уже известным нам князем Львовым. Эти, в отличие от москвичей, и драться не стали, а сразу кинулись обниматься с братвой, обещая «отныне стоять друг за друга душой и телом». Всех, кто призывал хранить верность присяге, естественно, перебили, помиловав только иностранного инструктора, голландца Фабрициуса (видимо, он был очень хорошим парнем, смерти которого никто не хотел, да и соблюдать присягу вряд ли призывал). По старой памяти лично Степан сохранил жизнь и «названному отцу», князю Львову, хотя тот пощады не просил и вел себя красиво.

Вскоре взяли и Астрахань, причем штурм был скорее демонстрацией, нежели чем-то серьезным. Популярность Стеньки там была беспредельна, стрельцы в основном из сосланных за разные мелкие проступки, к тому же обиженные на воеводу из-за недоплаты жалованья (в чем там было дело, в казнокрадстве или в штрафах за очередные художества, понять трудно). К тому же город был буквально напичкан готовыми на все «сочувствующими». Их ловили, сажали, казнили, но меньше их не становилось. Не помогли даже срочные раздачи долгов по жалованью за счет Церкви. В ночь на 22 июня Разин занял главный город тогдашнего российского юга. Стены пали почти без боя, но драка на улицах вышла серьезная, после чего всех посмевших сопротивляться (всего 441 человек, включая подростков и женщин) казнили. На сей раз не просто рубили головы и топили, а получали удовольствие. «Астраханский народ, – сообщает Костомаров, – озлобился до неистовства». Убивали не по приговору круга, а просто так, по принципу «Обидел – получай», а то и «Слишком красно одет». Людей вешали за ноги, на крюке под ребро, рубили руки и ноги и отпускали ползать, истекая кровью, так что воеводе, лично сброшенному злопамятным атаманом со стенки, можно сказать, повезло.

Правда, однако, и то, что, если Ус, которому уже на все было плевать, беспредел поощрял, Разин, помня Решт, пытался не допустить превращения «войска» в пьяную толпу. По воспоминаниям Фабрициуса, он «хотел иметь полный порядок», а потому совсем уж утративших меру, если они попадались «батюшке» на глаза, все же казнили. Более того, в какой-то момент он попытался взять под защиту тех «лучших людей», которых голытьба, в первые дни почему-то помиловав, теперь все-таки решила перебить. В ответ на просьбу «вольным людям» было сказано, что город теперь принадлежит им. Так что пусть делают что хотят, но не раньше, чем он, Разин, уйдет, потому что «без первой вины вторую не ищут». Кстати, сказано – сделано: все несчастные, более полутораста душ, были погублены сразу после ухода атамана. В целом же весь этот кошмар продолжался около трех недель. Затем, оставив в Астрахани – под началом не столько умирающего «воеводы» Уса, сколько братана еще по персидскому походу, крещеного калмыка Федьки Шелудяка, – сильный гарнизон (около тысячи казаков), Степан Тимофеевич повел уже почти десятитысячную толпу вверх по Волге.

Бесы

Не уверен, читал ли Степан Тимофеевич хоть что-то из Федора Михайловича, напротив, практически уверен, что нет (он вообще письменного слова не любил, считая «боярской хитростью», и все архивы жег подчистую), но психологом был отменным. Основной его задачей было снять как можно больше запретов, учинив на Руси «полную волю» и тем самым подорвав возможность власти сопротивляться, а поскольку абсолютно все дозволено, только если Бога нет, по ходу дела отменили и Бога. Во всех взятых городках устраивались показательные «казацкие» венчания: молодоженов (как правило, особо отличившихся братков с невестами – дворянскими дочками и вдовами, выделенными им в качестве приза) водили вокруг дерева, после чего объявляли супругами. По некоторым данным, случались и «казацкие» отпевания, когда богато одетых усопших, привязав к живому дворянину (купцу, священнику и так далее), под пение веселых песен опускали в реку.