При этом, однако, уже из Царицына шли, установив на ладье, специально обитой черным бархатом, шатер, где якобы обитал патриарх Никон – недавно низложенный за избыток амбиций, он мгновенно стал популярен в массах (типа, «бояре доброго попа прогнали»). Можно предполагать, что светлую идею подал атаману некий Лазунка Жидовин (видимо, еврей-выкрест), служивший при экс-патриархе лекарем, выслуживший чин «патриаршьего сына боярского» и дико обиженный за опалу босса. Была и еще одна «особая» ладья, обитая бархатом алым, где – опять же якобы – пребывал недавно умерший (то есть, разумеется, на самом деле не умерший, а «сбежавший от бояр и лихого отца») царевич Алексей Алексеевич, обещавший показаться народу только в Белокаменной. Какие планы были на сего «царевича» у Разина и кого он назначил на эту роль, неизвестно, но ясно, что это была уже высшая форма государственной измены: в стране, не так уж давно с трудом пережившей самозванчество и Смуту и еле-еле пришедшей в себя, атаман явно собирался раздуть старые угли.
Народу, однако, все это очень нравилось. На призывы разинских посланцев, мелкими отрядами шнырявших по обоим берегам, показательно истребляя всякое начальство, начала откликаться уже не только портовая волжская гопота и всяческие авантюристы, но и широкие, так сказать, массы. Под сурдинку начали грабить все, что шевелится, недавние язычники – мордва и чуваши, образуя все более масштабные шайки. Легко, без боя, были взяты Саратов и Самара, где Разина встречали хлебом-солью и малиновым звоном, стоя на коленях, что, впрочем, никого ни от чего не спасло. «Войско» росло. Хотя и не так быстро, как хотелось бы атаману, но неуклонно. А для того, чтобы прорваться к Нижнему, в густонаселенные, уже изрядно взвинченные фантастическими вестями области, оставалось всего ничего – пройти Симбирск.
Глава XXVII. Сарынь на кичку! (4)
Бой покажет
В сущности, Симбирску предстояло стать лакмусом разинского «войска». Оселком проверки его на прочность. До сих пор «воры» фактически не воевали, потому что стычки с отрядами, мгновенно переходящими на твою сторону, взятие городов, открывающих ворота, и одно-единственное нападение из засады на вдесятеро меньший отряд войной не назовешь. Теперь драться предстояло всерьез. Кремль в Симбирске был крепкий, комендант, Иван Милославский, – свойственник царя, из рода, славного упорством, гарнизон укомплектован стрельцами не сомнительными, а надежными. К тому же близ города стояло первое регулярное соединение, сформированное специально для борьбы с бунтовщиками, – отряд дворянской конницы во главе с блестящим полководцем Юрием Барятинским. Отряд, правда, маленький, всего несколько сотен, так что помешать высадке орды не смог, но и отступил к Тетюшам, потерь почти не понеся, зато сам так искусав нападавших, что те решили князя не преследовать. Вслед за чем «войско» играючи взяло город (по той же схеме – ворота были открыты сразу).
А вот в Кремль уперлось.
И надолго.
Собственно, навсегда.
Несмотря на четыре штурма. Как выяснилось, если враг сопротивляется, его можно и не победить. Так и протоптались на месте почти месяц, теряя драгоценное время. Правда, не совсем без толку. Летучие отряды разъезжали по краю, баламутя все и всюду: и вольных (в смысле, беглых) крестьян, опасавшихся прихода помещиков в эти еще недавно пограничные земли, и – в первую очередь – туземные племена, недовольные появлением чужаков, а особенно христианизацией. Силком, правда, в церковь никого не тащили, но все равно, жрецам конкуренция очень не нравилась: не так уж давно, всего лишь в 1655-м, за излишне успешные проповеди язычниками был убит Михаил, архиепископ Рязанский. Так что край полыхнул. Но для «войска» толку в том не было. Бунтари убивали своих начальников, жгли церкви и на том успокаивались.
А Барятинский между тем возвращался к Симбирску, ведя уже не пару эскадронов, а нормальную, хотя и много меньшую числом, нежели «войско» (около 3 тысяч сабель), армию.
Малой силой, могучим ударом
И в первом (он же последний) настоящем бою, близ Свияжска, атаманские скопища были полностью разбиты. Не помогло ни воинское искусство донцов, ни масса агрессивной гопоты, ни даже слава «характерника»-чудодея, неуязвимого для сабель и пуль. Хуже того, сам Разин был ранен, что мгновенно уронило моральный дух «детушек» ниже плинтуса. Тут, кстати, интересный нюанс. Все без исключения историки, симпатизирующие «пламенным революционерам», в один голос твердят, что, дескать, атаман был ранен так тяжело, что впал чуть ли не в кому и казаки далее действовали без его ведома. Да только в источниках об этом ни слова. Может, оно и так, а может быть, просто выдают желаемое за действительное.