Грозовое лето

— Чего напрасно слезы лить! Сама виновата! Где пропадала два дня? — Хуппиниса говорила ласково, и Бибисара с благодарностью подняла на нее опухшие глаза. — Иди умойся, причешись, надень платье. Аллах даст, вернется из Оренбурга отец Шаяхмета, а ты чистенькая, вот он и раскиснет!..

Как в воду глядела Хуппиниса — после обеда застучали копыта лошадей и колеса тарантаса за воротами, распахнулась со скрипом калитка, послышался дребезжащий голос Хажисултана:

— Эй, вы, бисэ, почему не встречаете отца своих детей? Или подохли все, толстомясые?

Жены, как ошпаренные кошки, выскочили на крыльцо, бросились к повелителю с радостными возгласами, с заученными улыбочками.

А Бибисара забилась в горнице за занавеску. Что будет, то и будет, а хуже не будет… И что за проклятая доля женщины-мусульманки! Выдают замуж по сговору за нелюбимого, но богатого. Правильно в народе говорят, что старый муж заманивает в объятья калачом, а молодой — кнутом… Четвертой женою ветхому старцу подкладывают шестнадцатилетнюю девочку, наивную, доверчивую. А молодой джигит, желанный, единственно дорогой на свете, отвергнут, унижен. Где же божья справедливость, где благоволение аллаха?.. Дом Хажи-султана сущий ад. «Этой ночью со стариком все равно не лягу!» — решила Бибисара, но тотчас перепугалась. Учили ее в детстве, что за спиною каждого человека всегда стоят незримо два ангела и один записывает на скрижалях его добрые поступки, а другой — грехи. Не страшное ли это прегрешение — оттолкнуть мужа, пусть нелюбимого, пусть старого, но законного, с которым Бибисару соединил никах? Гореть ей за такое нарушение священного договора — никаха — в вечном огне и никогда не выбраться из ада.

Бибисара заторопилась, прошептала молитву:

— Астагафирулла, туэбэ, тагаллэмин колдоззамин… Ай, ходай, спаси меня! Не лишай благословения!.. Грешна, ох и грешна!.. Но как же мне поступить, если жить не могу с ненавистным мужем?

В горницу вошла Хуппиниса с подарками в руках, свалила их грудой на нары.

— Ты чего прячешься, глупая? Заступаюсь я за тебя, и напрасно!.. Сама лезешь в беду, бессовестная! Убирайся отсюда в чулан!

Хажисултан неспешно, с достоинством, вошел в покои, сопровождаемый Гильманом-муллою, сыновьями Затманом, Шахагали и Шаяхметом и незнакомым башкирским джигитом в парадном мундире Оренбургского казачьего войска.

— Мать, где моя голубка? — спросил старшую жену хозяин, мигом заметивший непорядок. — Не заболела ли, спаси аллах?

— Да, прихворнула, — соврала Хуппиниса. — Велишь, отец, позвать ее сюда?

— Пока не надо, скажу… Проходите, достопочтенные гости, садитесь, милости прошу!

На нарах красной горницы расстелили палас, по нему разбросали подушки. Хуппиниса быстро принесла кумыс в деревянной чаше, разлила по бокалам, с поклоном поднесла мужу и гостям.

— Отец, я наварила полный казан мяса. Принести?

— Обожди. Скажу… — распорядился Хажисултан, вытер полотенцем побелевшие от кумыса усы, подтянул под себя ноги в мягких сапожках, облокотился на подушку и сказал вполголоса: — Йамагат!..[27] В старину учили, что щука и после смерти кусается. Большевиков мы прогнали, а проклятый ублюдок Хисматулла все кусается, ой кусается! И Кулсубая сбил с праведного пути он, Хисматулла! Никому верить нельзя. А наше башкирское правительство бестолковое. Понять не могу, на что они надеются, наши правители. Ругали мы еще недавно царя Николая, а ведь он умел держать народ в ежовых рукавицах! И со смутьянами расправлялся свирепо… Я послал сына Шаяхмета к генералу Дутову с мольбою разрешить мне иметь собственный отряд всадников для охраны порядка… ну, и благосостояния, имущества, табунов. Его высокопревосходительство, слава аллаху, внял моей просьбе.

— На черта нам нужен свой отряд? Есть же башкирское войско! — удивился Затман.

Хажисултан не терпел непочтительности сыновей и погрозил Затману веснушчатым волосатым кулаком.

— Для тебя же стараюсь!.. — И приказал зычно: — Мать, неси мясо!

Хуппиниса внесла, поставила на ковер казан с пряно пахнущим, сочным, только что с пылу с жару, мясом и удалилась на женскую половину дома: Бибисара ее тревожила… Как она и ждала, туда уже прокрались Шахарбану и Гульмадина, донимали упреками младшую жену.

— Что вы ее мучаете? — рассердилась Хуппиниса. — Вот уйдут гости, скажу отцу, он вам задаст!

— Ты сначала узнай, сплетница, что задумала эта бесноватая! — огрызнулась Гульмадина. — Она же удрать из дома хотела!.. Если б мы ее не остановили, так и скрылась бы! Вот и представь, что с тобою сделал бы отец!

— Тш-шш! — зашипела Хуппиниса, оглянувшись на открытую дверь. — Убирайтесь на кухню! — И когда жены ушли, подсела к Бибисаре, ласково пожурила: — Не дури, глупенькая, тебе же горе достанется! Покорись судьбе! Все мы, бабы, подневольные!.. Чего тебе неймется? Сыта, обута, одета. По нынешним-то временам…

Бибисара разоткровенничалась со старшей женою Хажисултана, как с матерью:

— Хоть в бедности, да в счастье пожить бы! Все опостылело мне, мать!

— Ладно, ладно, не плачь, отец услышит — озлится!