— Э, пусть слышит, пусть! Не страшусь! Пусть изобьет, искалечит!.. Он чудовище, а не человек! Натерпелась! От его прикосновения меня всю корчит! А Сайдеямал как он мучил…
— Ты Сайдеямал-эней не трогай, — попросила Хуппиниса.
— Все же говорят, что он ее опозорил!
— Клевета, не повторяй злые слова! Людям и солнышко не угодит. Всякое по избам болтают! — покривила душой Хуппиниса, стараясь не запятнать честь мужа и главы рода.
В дверь просунулась голова Шаяхмета, раскрасневшегося от кумыса.
— Эсэй, отец зовет!..
Хуппиниса быстро вышла.
«Все равно с Хажисултаном на перину не лягу!» — клялась Бибисара, то всхлипывая, то посылая проклятия судьбе… Она вспомнила последнее свидание с Загитом. И-и-и, джигит, был бы ты посмелее, и Бибисара не оттолкнула б тебя, любимый!.. Слабо улыбнувшись сквозь слезы, погружаясь в блаженные мечты, Бибисара охватила свои плечи перекрещенными руками.
17
Башкирское правительство доверяло Кулсубаю, надеялось, что он, уважаемый старателями, возобновит добычу золота на приисках. Однако пришли злые вести, что Кулсубай разгромил отряд полковника Антонова и отказался выполнять указы-фарманы башкирского правительства, дружившего с дутовцами. Заки Валидов, узнав о мятеже Кулсубая, велел послать на отступников карательный башкирский батальон, но в тот же день стало известно, что Кулсубай увел своих всадников за линию фронта, к красным.
Члены правительства переполошились. Всю вину за разгром полка Антонова джигитами Кулсубая свалили на генерала Ишбулатова. Чтобы оправдаться перед атаманом Дутовым, старца отправили на покой, а командиром национального войска назначили самого Заки, полководца, как провозглашали муллы в мечетях, «великого», хотя и не одержавшего ни единой победы в сражениях.
И это не помогло: солдаты — башкиры, татары, чуваши — дезертировали, убегали в горы, в родные аулы, а то и к большевикам… Белые генералы посматривали на башкирское правительство с недоверием. «Во всем виноват изменник Кулсубай!» — негодовал Заки Валидов.
Осенним пасмурным днем он стоял у окна своего огромного, как сарай, кабинета. Моросил нудный, мелкий, нескончаемый дождь. С крыши Караван-сарая стекали пенистые струи. Березы в саду, под окном, стояли понурые, озябшие, роняя с ветвей капли-слезы. «Оказывается, и березы плачут от горя, не только люди!..» — вздохнул Заки.
За оградой прогремела колесами по булыжной мостовой арба. Пешеходы, промокшие до костей, мрачные, шагали торопливо, почти бежали.
«С красными, что ли, заключить перемирие?» — подумал Заки, вытащил из ящика стола папку с секретными бумагами, оседлав переносицу очками, перечел и без того известное ему письмо генерала Розанова от 19 октября 1919 года. Генерал требовал неукоснительного подчинения башкирского войска атаману Дутову. Формирование второй башкирской дивизии приказано было прекратить из-за отсутствия кредитов. «Денег, поди, у них нет. Кто в это поверит? Ну, ваше превосходительство, без денег нынче боеспособной армии не создашь!.. И атаман Дутов хитрит, все делает исподтишка. Нет, пора переметнуться к красным!.. А согласятся ли они признать Заки ханом независимого башкирского государства?..»
С неудовольствием Валидов посмотрел на свое рябое, вялое, утомленное лицо в зеркале, взял со стола медный колокольчик, позвонил. Тотчас в дверях появился молодой, стройный адъютант, отрапортовал, что все приглашенные на заседание министры и государственные деятели собрались, ждут в приемной.
— Проси, — кивнул Заки и приосанился, дабы его друзья и соратники не заметили растерянности повелителя.
Министры в сюртуках или в военных мундирах английского шитья — дар адмирала Колчака, получившего обмундирование от Великобритании тоже в дар, бесплатно, — отвешивали раболепные поклоны Заки, молча рассаживались в креслах и на диване.
Адъютант плотно прикрыл тяжелые двери.
— Эфенде, — сказал Заки, насладившись сосредоточенной тишиною собравшихся, — господа! От вас у меня секретов нет. Положение национального правительства резко изменилось к худшему. Золотая казна, похищенная проклятым большевиком Хисматуллой Хуснутдиновым, так до сих пор и не найдена, не возвращена нам, законным ее владельцам.
При этих словах министры сокрушенно завздыхали.
— Пока мы богаты и сильны, с нами все считаются. Мы обеднели, наша башкирская армия ослабла, и к нам относятся все пренебрежительно. Предательство Кулсубая — удар отравленным кинжалом в спину национального правительства! — печально и высокомерно произнес Заки. — За изменником к красным потянулись слабодушные: дезертировали в полном составе, перешли к большевикам два батальона. Колчаковские генералы нам теперь не доверяют, обвиняют, что мы сговариваемся с красными, требуют безоговорочного подчинения атаману Дутову. Нет, мы великую башкирскую армию никому не отдадим!
Со всех сторон посыпались воинственные возгласы:
— Правильно, эфенде!
— Ни перед кем не склоним головы!
— Мы готовы к схватке с самим шайтаном!..
Валидов продолжал увереннее: