Грозовое лето

— Сохраним армию, укрепим армию и тогда обеспечим независимость! А за независимость башкирского государства, за священную землю наших предков будем бороться до последней капли крови!..

У кого-то неосторожно вырвалось:

— Ай-хай, такого, как Кулсубай-агай, не заманишь!

Заки сердито сдвинул реденькие брови: он не привык, чтобы его речь перебивали.

— Вернем и Кулсубая! — заявил он. — Вернем со всеми джигитами и с оружием. У нас есть за линией фронта, среди красных, свои люди… Кулсубай не отречется от национальной идеи!.. Нам необходимо опасаться атамана Дутова: он и заправилы оренбургского казачества всегда были против независимого башкирского государства. Нам нужны союзники, и я послал в Казахстан, в правительство Алаш-Орды, своего делегата.

По кабинету пронесся гул одобрительных восклицаний: присутствующие восхищались государственной мудростью Заки Валидова.

— Алаш-Орда не оставит нас в беде. Мы будем действовать вместе против белых генералов и атамана Дутова! — продолжал Заки храбрее: он обожал лесть. — Теперь нам придется договариваться с Москвою… Богопротивное это дело, но, увы, неотложное… Кого пошлем делегатом?

Начальник штаба полковник Галин предложил послать уполномоченными Атнагулова и Карамышева — они хорошо говорят по-русски и отличаются изворотливостью.

Заки в знак согласия кивнул. Заседание закончилось.

18

Окованная кровельным железом дверь с визгом распахнулась, в каземат вошли сутулый офицер и тюремный надзиратель.

— Хисматулла-а-а-Хуснутдино-о-ов! — протяжно сказал надзиратель.

Узники молчали.

Офицер нервно, порывисто положил руку на эфес сабли, шагнул ближе к нарам.

— Кто из вас Хисматулла Хуснутдинов? А?.. За укрывательство главаря большевистской шайки… по законам военного времени… Со мною шутки плохи! — выкрикнул офицер. — Подумайте о судьбе своих детей!

Узники молчали.

Сорвав голос, офицер с трясущимися от негодования губами под тонкими усиками ушел, а надзирателю, как видно, не хотелось угождать белогвардейцам, и он постоял-постоял, посопел, грязно выругался и тоже скрылся за дверью. Лязгнул замок.

Темная, узкая камера с нарами была плотно забита арестантами, лежать было негде, сидели впритык. Здесь томились и златоустовские сталевары, и крестьяне, и старатели. Пожалуй, не все из них знали в лицо Хисматуллу, но ведь кто-то знал, а кто-то догадался из разговоров, однако отмолчался. Надолго ли?.. Сам Хисматулла, забившись в угол, сжавшись в комок за спинами узников, чтоб его тюремщики не разглядели, понимал, что допросы будут продолжаться, и наверняка с пытками…

Закрыв глаза от усталости, от голодного оцепенения, он настойчиво доискивался, почему попал в тюрьму, но отыскать явную свою ошибку не мог… Отряд старателей был измучен многодневным походом через леса, горы, болота, но Хисматулла не разрешал долгого отдыха, то уговаривал, то понукал. Аулы обходили стороной, по бездорожью. Продукты покупали на глухих заимках. Люди сбили ноги в прохудившихся сапогах, в лаптях, обовшивели, обозлились и на беляков, и на дутовцев, и на своего командира, но Хисматулла не жалел их. Он не был злым и понимал, как тяжело его людям, и все-таки он не жалел, не имел права жалеть их… Разведчики тщетно расспрашивали крестьян, лесников, где пролегла линия фронта, где красные войска, — никто не давал точного ответа. И тогда Хисматулла решил идти к Златоусту. Дождливым днем, на трудном переходе в горах, мокрых, шатающихся от усталости, от голода старателей настиг конный отряд белых. Завязалась перестрелка. Хисматулла приказал Газали и Талхе с надежными парнями унести золото в ущелье, а сам бросился в передовую цепь, подбадривая старателей командами:

— Частым!.. Целься верней!..

Ночью, когда кончились патроны, Хисматуллу и двух старателей схватили беляки, скрутили руки, и утром они очутились в зловонной от параши камере златоустовской тюрьмы. Арестанты шепнули Хисматулле, что надзиратель злобствовать не станет, — он влачит свою служебную лямку, — а вот сутулый офицер из контрразведки сущий дьявол и вампир.

Днем арестантов вывели на тюремный двор, велели построиться. Мороз уже сковал землю. Колючая, сухая снежная крупа сыпалась с мутно-серого неба. Узники в рубище тряслись от стужи.

В сопровождении надзирателя, стражников, солдат пришел на плац офицер в полушубке, в папахе, потеребил усики, откашлялся и завел все ту же проповедь:

— Большевик Хисматулла Хуснутдинов!.. Грабитель Хисматулла!.. Не мы, а само башкирское правительство объявило розыск подлого вора Хисматуллы!.. Золото спрятано в горах. Хисматулла должен указать, где зарыт клад.

Казалось бы, офицер должен был допытываться, кто из трех пленных партизан Хисматулла, а не угрожать всем заключенным, однако в его словах и поступках был свой резон: слава неустрашимого большевика Хисматуллы широко распространилась по Южному Уралу, и не исключено, что кто-либо из узников встречался с ним на митингах и собраниях и запомнил его…

— Среди вас таится Хисматулла! За укрывательство преступника расстрел! — крикнул офицер.