Грозовое лето

Офицер без удивления обернулся, кивнул казакам, и те с улюлюканьем, со свистом помчались к воротам. Спасительная сила жизни подтолкнула Бибисару, и она вбежала во двор, захлопнула на засов калитку, спустила с цепи собаку. На крыльце, в доме метались с визгом, с рыданиями старшие жены. Казаки ломились в ворота, грозили сжечь дом.

Выведя из каменной конюшни высокого холеного жеребца, вскормленного очищенным овсом и караваями хлеба, Бибисара ловко, со сноровкой джигита, подобрав подол платья, взобралась на него, пригнулась.

— Выручай, серенький! Помнишь, как потчевала тебя круто посоленными горбушками хлеба?

— Ай, сбежала! Вот баба-шайтан!.. Держи-ии!..

Казаки, встав на седла, облокотившись на забор, осыпали беглянку руганью, но не стреляли — боялись, что убьют тысячерублевого жеребца. Бибисару они бы не пожалели. По проулку к реке Кэжэн понеслись в погоню всадники, но жеребец легко перескочил через изгородь и, будто понимая, что от него ждет Бибисара, стремительно полетел к лесу. Крепко вцепившись в гриву невзнузданного, неоседланного коня, сжимая крутые бока его сильными ногами, Бибисара зажмурилась от страха. Смелость уже иссякла, она всхлипывала, то просила аллаха сжалиться и укрыть ее в неприступном убежище, то ласково бормотала:

— Серенький, быстрее, быстрее!.. Догонят!

Но дутовцы не догнали. Жеребец трижды пересек извилистую Кэжэн и ворвался в березняк. Постепенно затихли топот казачьих коней позади, крики, ругань, свист преследователей. Мшистая почва беззвучно пружинила под копытами жеребца. Погружаясь в тишину, как в сон, Бибисара чувствовала безмерную усталость. Конь остановился, повернул к ней голову, словно сам был доволен своей удалью и ждал от всадницы благодарности. И Бибисара нежно погладила лоснящуюся от пота кожу, сползла с коня, шагнула одеревенелыми ногами и повалилась на траву. Жеребец фыркал, ходил кругами по поляне, щипал мураву и то и дело ободряюще посматривал на Бибисару: не бойся, мол… Но именно теперь Бибисара и забоялась. Вечерело, лиловые тяжелые тени ползли по полянке, вот-вот низкое солнце скроется за горами. На ум пришли сказания о шайтанах, о ведьмах, леших, водяных… Кто защитит в ночном лесу и от нечистой силы, и от дутовцев одинокую Бибисару? Сердце бедняжки бешено заколотилось, она зажимала рукою кривящийся рот, чтобы не заплакать навзрыд. И вдруг жеребец насторожил уши, ударил копытом землю, заржал тревожно, но негромко, предупреждая Бибисару об опасности. «Не волк ли крадется?…» Но за кустами послышался конский топот, злые крики всадников, гулко ударил винтовочный выстрел, лязгнули сабли. Трясущаяся от страха Бибисара полезла под поваленную ураганом сосну, забилась в яму от вывороченного корня. Теперь выстрелы стучали чаще, громче; кони продирались сквозь деревья, хрустя раздавленными сучьями; кто-то крикнул по-башкирски:

— Жеребец Хажисултана! Лови! Кидай аркан! Гляди, чтобы дутовцы не поймали!..

— От дутовцев и следа не осталось, начальник! Мчатся к Сакмаеву не оглядываясь!..

Родная башкирская речь приободрила Бибисару, она, осмелев, вылезла из ямы, всклокоченная, вымазанная землею.

— Баба! — ахнул конный джигит, могучей рукой схватил ее за косу. — Ты чего здесь прячешься?

— Пусти, проклятый! — взвизгнула Бибисара. — Не тронь моего жеребца!

— Ты кто, баба или ведьма? Ой, да она кусается! — И всадник зажал ладонью кровоточащий полумесяц на кисти правой руки. — Рехнулась?!

— А ты двинь ее кулаком по зубам! — добродушно посоветовал подъехавший приятель.

— Пусти-и-и!..

— Чего вы тут завозились? — строго спросил из темноты глубоким командирским баритоном джигит. — Поймали жеребца?

— Поймать-то поймали, начальник, да, оказывается, казачья пуля задела ему переднюю ногу. Хромает!

Бибисара узнала голос Кулсубая, спрашивавшего о жеребце, бросилась к нему, прижалась грудью к его пылающему жаром коню и дала волю слезам.

— Агай, спаси!.. Казаки хотят поджечь аул! Мать Хисматуллы арестовали!.. Меня пытались схватить — ускакала!..

Кулсубай выпрямился в седле, выхватил саблю. Утешать Бибисару некогда…

— Джигиты! — зычно прокричал он. — Спасем сакмаевцев!.. Вперед!.. Смерть за смерть! Кровь за кровь!..

Ему не пришлось торопить джигитов — они видели пепелище поселка, трупы у копра шахты и теперь помчались спасать жителей Сакмаева, беспощадно рубцуя плетками лихих, но усталых скакунов. Вероятно, казаки, преследовавшие Бибисару и напоровшиеся в березняке на всадников Кулсубая, доложили начальству, что к аулу подходит отряд красных партизан. И те перепугались, ибо набаловались безнаказанно расправляться с беспомощными стариками, с женщинами, но рубиться с лавой красных конников остерегались. С трех сторон по сигналу Кулсубая ворвались в Сакмаево его всадники, но дутовцы не приняли боя и обратились в беспорядочное бегство по тракту. Полковник Антонов с офицерами, с ординарцами ускакал в голове казачьей сотни…

— Злодей все равно умрет от моей руки! — поклялся Кулсубай.

И верно, через несколько месяцев джигиты Кулсубая поймали Антонова и расстреляли.

Ротмистр Грязнов убежал в Сибирь, к Колчаку…