– Ничего подобного, – отвечала она. – Она уже несколько недель по тебе сохнет и сегодня утром тоже о тебе бредила, вылила на меня ушат оскорблений, потому что я прямо поведала ей о твоих недостатках, дабы унять ее обожание. Но не обращай внимания. Мне хотелось наказать ее за дерзость – вот и все. Я слишком хорошо к ней отношусь, чтобы позволить тебе схватить ее и проглотить с потрохами.
– А я отношусь к ней слишком плохо, чтобы это сделать. Разве что обернувшись вурдалаком. Странные вещи пришлось бы тебе услышать, случись мне жить вдвоем с нею и вечно видеть перед собой это слезливое, бесцветное лицо. Самым обычным делом было бы раз в два-три дня раскрашивать эту бледную физиономию всеми цветами радуги и превращать голубые глаза в черные. Они такие же отвратительные, как у Линтона.
– Очаровательные! – поправила его Кэтрин. – Глазки как у голубки – ангельские!
– Она ведь наследница своего брата, верно? – спросил Хитклиф после недолгого молчания.
– Жаль, если бы это было так, – ответила Кэтрин. – С полдюжины племянников, даст бог, лишат ее этого права. А пока выкинь все из головы. Слишком тебя манит соседское добро, но не забывай, что добро это – мое!
– Стань оно моим, для тебя ничего бы не изменилось, – ответил Хитклиф. – И хотя Изабелла Линтон, возможно, глупа, сумасшедшей ее вряд ли назовешь. Впрочем, будь по-твоему, оставим эту тему.
В своих речах они и вправду оставили эту тему; а Кэтрин, пожалуй, изгнала ее и из своих мыслей. А вот друг ее, видно, частенько в тот вечер вспоминал об их разговоре. Я заметила, как он про себя улыбался – вернее, ухмылялся – и предавался зловещим мечтаниям, когда миссис Линтон выходила из комнаты.
Я решила последить за его поступками. Мое сердце было целиком на стороне хозяина, а не Кэтрин – и не без причины, ибо мистер Линтон был добр, честен и благороден; не скажу, что она являла собою его
Глава 11
Временами, размышляя надо всем этим наедине с собою, я вдруг вскакивала, объятая ужасом, и даже надевала шляпу, чтобы пойти на ферму и посмотреть, как там идут дела. Я уговаривала себя, что мой долг предупредить Хиндли о слухах про его житье-бытье, но потом вспоминала, как закоснел он в своих дурных привычках, и, не имея надежды помочь ему, не решалась вновь ступить на порог сего мрачного жилища; к тому же я не знала, как он отнесется к моим словам.