Новым источником беспокойства стал неожиданный тревожный оборот: Изабелла Линтон вдруг выказала неодолимую симпатию к допущенному в дом гостю. В те времена она была очаровательной восемнадцатилетней девушкой, которая хоть и вела себя по-детски, однако обладала острым умом, сильными чувствами и жестким нравом, если ее рассердить. Брат, нежно любивший сестру, был в ужасе от этого фантастического выбора. Даже не говоря о мезальянсе, о браке с человеком без роду и племени, и о том обстоятельстве, что вся собственность семьи при отсутствии наследника мужского пола перейдет к самозванцу, Эдгар прекрасно понимал, каков был нрав Хитклифа – хотя внешне он переменился, душа его была неизменна и неисправима. Ее он боялся больше всего. Ее отвергал. Предчувствуя неладное, он гнал даже мысль о том, чтобы вверить Изабеллу такому человеку. Он бы ужаснулся еще более, если бы узнал, что ее привязанность возникла без всяких усилий с другой стороны, что Изабелле не была дарована взаимность, ибо в ту минуту, когда Эдгар обнаружил влюбленность сестры, он решил, что всему виной хитрые козни Хитклифа.
С некоторых пор мы все стали замечать, что мисс Линтон отчего-то тоскует и мучается. Она стала раздражительной и печальной, постоянно набрасывалась на Кэтрин, изводила ее, неминуемо рискуя исчерпать и без того небольшой запас терпения своей невестки. Мы приписывали поведение мисс Линтон ее нездоровью: она худела и чахла на глазах. Но однажды, когда Изабелла особенно капризничала – отказывалась завтракать, жаловалась, что слуги не выполняют ее распоряжений, что хозяйка не дает ей в доме слова сказать, а Эдгар не обращает на нее внимания, что она простудилась, ибо двери вечно нараспашку, что мы нарочно дали потухнуть огню в камине, желая ее рассердить, – и предъявила еще сотню пустячных обвинений, миссис Линтон строго велела ей лечь в постель и, от души отчитав, пригрозила послать за доктором. Упоминание мистера Кеннета тотчас же заставило Изабеллу воскликнуть, что она абсолютно здорова и что одно только жестокосердие Кэтрин делает ее несчастной.
– Как ты можешь называть меня жестокосердной, ты, избалованный ребенок? – вскричала хозяйка, пораженная до глубины души столь несправедливым обвинением. – Ты определенно потеряла голову. Когда это я была жестокосердной, скажи!
– Вчера, – всхлипывая, проговорила Изабелла. – И сейчас!
– Вчера? – удивилась ее невестка. – И когда же именно?
– Когда мы гуляли по вересковой пустоши. Ты велела мне бродить, где угодно, а сама ушла вперед с Хитклифом!
– И это ты называешь жестокосердием? – рассмеялась Кэтрин. – Не было ни намека, что твое общество кому-то мешает. Нам было все равно, идешь ты с нами или нет. Просто я думала, что разговор с Хитклифом тебе неинтересен.
– Ах, нет! – в слезах сказала молодая леди. – Ты нарочно отослала меня, потому что знала, что мне хочется быть с вами!
– Она в своем уме? – спросила миссис Линтон, оборотясь ко мне. – Я повторю все, что мы говорили, слово в слово, Изабелла, а ты скажешь, что именно могло бы тебя увлечь.
– Разговор здесь ни при чем, – ответила она. – Мне хотелось быть рядом с…
– Ну? – промолвила Кэтрин, чувствуя, что Изабелла не решается договорить.
– С ним. И нечего меня все время отсылать! – закончила та фразу, вся вспыхнув. – Ты как собака на сене, Кэтрин, хочешь, чтобы все любили только тебя!
– Ах ты, дерзкая маленькая обезьянка! – с удивлением воскликнула миссис Линтон. – Но я не верю своим ушам! Не может быть, чтобы ты искала внимания Хитклифа – чтобы ты считала его подходящим человеком! Надеюсь, я неправильно тебя поняла, Изабелла?
– Нет, ты поняла правильно, – заявила ослепленная любовью девушка. – Я люблю его сильнее, чем ты Эдгара, и он мог бы меня полюбить, если бы ты не мешала!