Грозовой перевал

Прошла еще одна неделя, и я на несколько дней приблизился к выздоровлению и к весне! Теперь мне уже известна вся история – ключница изложила мне ее не за один раз, а когда выдавалось время, свободное от более важных дел. Продолжу ее же словами, лишь более сжато. Должен сказать, она замечательная рассказчица, и мне вряд ли удалось бы сделать ее слог краше.

– Вечером, – рассказывала она, – того самого дня, когда я побывала в «Грозовом перевале», я почувствовала, как если бы видела собственными глазами, что мистер Хитклиф где-то рядом, в «Дроздах». Я опасалась выходить из дома, ибо его письмо все еще лежало у меня в кармане, а я не хотела вновь выслушивать его угрозы и просьбы. Про себя я решила, что отдам письмо, только когда хозяин куда-нибудь отлучится, ведь я не знала, каково будет действие этого послания на Кэтрин. Поэтому письмо попало к ней в руки по прошествии трех дней. Четвертый день пришелся на воскресенье, и я принесла письмо к ней в комнату, после того, как все домашние ушли в церковь. В доме, помимо меня, оставался еще один слуга. Обыкновенно в часы церковной службы мы запирали двери, но в тот день погода стояла теплая и приятная, поэтому, выполняя свое обещание, я настежь распахнула двери. Зная, кого мне следует ожидать, я сказала слуге, что хозяйке вдруг очень захотелось апельсинов, потому надо сбегать за ними в деревню, а заплатим мы завтра. Он ушел, и я поднялась наверх.

Миссис Линтон сидела в свободном белом платье с легкой шалью на плечах, как всегда, в уютном уголке у открытого окна. Ее густые длинные волосы были подстрижены еще в начале болезни, и сейчас она просто расчесывала их, и естественные прядки вились на висках и на шее. Внешне Кэтрин переменилась, как я и сказала мистеру Хитклифу, но в спокойные минуты она была красива какой-то неземной красотой. Взгляд некогда сверкающих глаз смягчился и стал мечтательно-меланхоличным. Казалось, эти глаза более не глядят на окружающие предметы, но устремляются куда-то далеко-далеко – можно даже сказать, за пределы земного мира. Бледность лица – по мере физического выздоровления изможденность исчезла – и необычное выражение, появившееся по причине душевного недуга, хотя, к несчастью, и свидетельствовали о причинах, их породивших, все же вызывали трогательное участие. Однако они сводили на нет – для меня уж точно, да и для любого другого, кто ее видел, – более заметные признаки выздоровления, налагая на Кэтрин печать обреченности и распада.

На подоконнике перед нею лежала раскрытая книга, и время от времени едва заметный ветерок перебирал страницы. Думаю, книгу положил Линтон, ибо сама Кэтрин ни разу не попробовала развлечь себя чтением или каким-нибудь другим делом. Эдгар же проводил многие часы, стараясь привлечь внимание жены к вещам, когда-то ее занимавшим. Она осознавала, для чего это делалось, и, будучи в спокойном настроении, терпеливо сносила его ухищрения, лишь иногда намекая на их бесполезность подавляемым усталым вздохом и под конец останавливая его грустной улыбкой и поцелуем. В иных случаях она недовольно отворачивалась, закрывала руками лицо или даже зло отталкивала мужа. Тогда он оставлял ее в покое, понимая, что ничего хорошего из его затеи не выйдет.

Еще звонили колокола гиммертонской часовни и с долины доносилось ласковое и нежное журчание полноводного ручья. Эти сладкие весенние звуки заменяли пока еще не пробудившийся шелест листвы – он поглотит эту музыку летом, когда в поместье зазеленеют деревья. В тихие дни после обильного таяния снега или продолжительных ливней в «Грозовом перевале» всегда был слышен шум ручья. О «Грозовом перевале» и думала Кэтрин, прислушиваясь к плеску бегущей воды, если, конечно, она вообще о чем-то думала и к чему-то прислушивалась. Но в ее глазах было то рассеянное, отстраненное выражение, о котором я говорила ранее. Казалось, она не воспринимает никаких материальных предметов ни зрением, ни слухом.

– Вам письмо, миссис Линтон, – сказала я, осторожно вложив его в лежавшую на коленях руку. – Нужно прочесть его сейчас, потому что требуется дать ответ. Хотите, чтобы я сломала печать?

– Да, – ответила она, но ее глаза не изменили своего выражения.

Я открыла письмо, оно было очень коротким.

– А теперь, – продолжала я, – прочтите его.

Она отвела руку, и письмо упало на пол. Я вновь положила его ей на колени и стояла в ожидании, когда ей вздумается опустить на него свой взгляд. Минуты тянулись долго, и в конце концов я предложила:

– Быть может, вы желаете, чтобы я прочла его вам? Оно от мистера Хитклифа.

Кэтрин вздрогнула, в глазах засветилось узнавание и беспокойство, она усиленно пыталась собраться с мыслями. Взяла письмо и как будто принялась читать, но, дойдя до подписи, лишь вздохнула. Мне стало ясно, что смысл послания ускользает от нее, ибо вместо ожидаемого мною ответа она указала на имя и взглянула на меня с немым вопросом, полным волнения и скорби.

– Он хочет вас видеть, – сказала я, догадавшись, что ей требуется толкователь. – Сейчас он в саду и с нетерпением ожидает, какой я принесу ответ.