Грозовой перевал

Луч скользнул по его лицу: щеки были изжелта-бледные и наполовину заросли черными бакенбардами; брови угрюмо насуплены, запавшие глаза глядели странно. Я узнала глаза.

– Как! – вскричала я, не зная, уж не должна ли я считать его выходцем с того света, и в испуге загородилась ладонями. – Как! Ты вернулся? Это взаправду ты? Взаправду?

– Да. Хитклиф, – ответил он, переводя взгляд с меня на окна, в которых отражалось двадцать мерцающих лун, но ни единого отсвета изнутри. – Они дома? Где она? Или ты не рада, Нелли? Почему ты так расстроилась? Она здесь? Говори! Я хочу ей сказать два слова – твоей госпоже. Ступай и доложи, что ее хочет видеть один человек из Гиммертона.

– Как она это примет? – вскричала я. – Что станется с нею! А вы и вправду Хитклиф! Но как изменились! Нет, это непостижимо. Вы служили в армии?

– Ступай и передай, что я велел, – перебил он нетерпеливо. – Я в аду, пока ты тут медлишь!

Он поднял щеколду, и я вошла; но, подойдя к гостиной, где сидели мистер и миссис Линтон, я не могла заставить себя сделать еще один шаг. В конце концов я решила: зайду и спрошу, не нужно ли зажечь свечи; и я отворила дверь.

Они сидели рядом у окна; распахнутая рама была откинута стеклом к стене, а за деревьями сада и глухим зеленым парком открывался вид на долину Гиммертона, и длинная полоса тумана вилась по ней почти до верхнего конца – пройдете часовню и тут же, как вы, наверное, заметили, сток, идущий от болот, вливается в ручей, который бежит под уклон по лощине. Грозовой Перевал высился над этим серебряным маревом, но старый наш дом не был виден: он стоит чуть ниже, уже на том склоне. И комната, и сидевшие в ней, и вид, на который они смотрели, казались удивительно мирными. Мне было невмоготу передать то, с чем была я послана; и я уже собралась уйти, ничего не сказав – только спросила про свечи, – когда сознание собственной дурости понудило меня вернуться и пробормотать: «Вас хочет видеть, сударыня, какой-то человек из Гиммертона».

– Что ему надо? – отозвалась миссис Линтон.

– Я его не спрашивала, – ответила я.

– Хорошо, задерни гардины, Нелли, – сказала она, – и подай нам чай. Я сейчас же вернусь.

Она вышла из комнаты; мистер Эдгар спросил беззаботно, кто там пришел.

– Человек, которого миссис не ждет, – сказала я в ответ. – Хитклиф, помните, сэр? Тот мальчик, что жил у мистера Эрншо.

– Как! Цыган, деревенский мальчишка? – вскричал он. – Почему вы прямо не сказали этого Кэтрин?

– Тише! Вы не должны его так называть, сударь, – укорила я его, – госпожа очень огорчилась бы, если б услышала вас. Она чуть не умерла с горя, когда он сбежал. Я думаю, его возвращение для нее большая радость.

Мистер Линтон подошел к окну в другом конце комнаты, выходившему во двор. Он распахнул его и свесился вниз. Они, как видно, были там внизу, потому что он тут же прокричал:

– Не стой на крыльце, дорогая! Проведи человека в дом, если он по делу.

Много позже я услышала, как щелкнула щеколда, и Кэтрин влетела в комнату, запыхавшаяся, неистовая, слишком возбужденная, чтобы выказать радость: в самом деле, по ее лицу вы скорей подумали бы, что стряслось страшное несчастье.

– Ох, Эдгар, Эдгар! – задыхаясь, вскричала она и вскинула руки ему на шею. – Эдгар, милый! Хитклиф вернулся, да! – И она сжала руки в судорожном объятии.

– Очень хорошо! – сердито сказал муж. – И поэтому ты хочешь меня удушить? Он никогда не казался мне таким необыкновенным сокровищем. Не с чего тут приходить в дикий восторг!

– Я знаю, что ты его недолюбливал, – ответила она, несколько убавив свой пыл. – Но ради меня вы должны теперь стать друзьями. Позвать его сюда наверх?

– Сюда? – вскричал он. – В гостиную?

– Куда же еще? – спросила она.

Не скрыв досады, он заметил, что кухня была бы для него более подходящим местом. Миссис Линтон смерила мужа прищуренным взглядом – она не то гневалась, не то посмеивалась над его брезгливостью.

– Нет, – вымолвила она, помолчав, – я не могу сидеть на кухне. Накрой здесь два стола, Эллен: один будет для твоего господина и мисс Изабеллы – потому что они дворяне; а другой для Хитклифа и для меня – мы с ним люди поплоше. Так тебя устраивает, милый? Или мне приказать, чтобы нам затопили где-нибудь еще? Если так, распорядись. А я побегу займусь гостем. Радость так велика, что я боюсь, это вдруг окажется неправдой!

Она кинулась было вниз. Эдгар ее не пустил.

– Попросите его подняться, – сказал он, обратившись ко мне, – а ты, Кэтрин, постарайся не доходить в своей радости до абсурда! Совсем это ни к чему, чтобы вся прислуга в доме видела, как ты принимаешь, точно брата, беглого работника.