Грозовой перевал

Я сошла вниз и застала Хитклифа стоящим на крыльце – видимо, в ожидании, что его пригласят войти. Он последовал за мной, не тратя слов, и я ввела его к господину и госпоже, чьи пылавшие лица выдали недавний жаркий спор. Но лицо госпожи зажглось по-новому, когда ее друг показался в дверях: она кинулась к нему, взяла за обе руки и подвела к Линтону; потом схватила неподатливую руку Линтона и вложила ее в руку гостя. Теперь при свете камина и свечей я еще более изумилась, увидев, как преобразился Хитклиф. Он вырос высоким, статным атлетом, рядом с которым мой господин казался тоненьким юношей. Его выправка наводила на мысль, что он служил в армии. Лицо его по выражению было старше и по чертам решительней, чем у мистера Линтона, интеллигентное лицо, не сохранившее никаких следов былой приниженности. Злоба полуцивилизованного дикаря еще таилась в насупленных бровях и в глазах, полных черного огня, но она была обуздана. В его манерах чувствовалось даже достоинство: слишком строгие – изящными не назовешь, но и грубого в них ничего не осталось. Мой господин был столь же удивлен, как и я, если не больше; с минуту он растерянно смотрел, не зная, в каком тоне обратиться к «деревенскому мальчишке», как он его только что назвал. Хитклиф выронил его тонкую руку и, холодно глядя на него, ждал, когда он соизволит заговорить.

– Садитесь, сэр, – сказал наконец хозяин дома. – Миссис Линтон в память былых времен желает, чтобы я оказал вам радушный прием; и я, конечно, рад, когда делается что-нибудь такое, что доставляет ей удовольствие.

– Я тоже, – ответил Хитклиф, – и в особенности, если к этому причастен я. Охотно посижу у вас часок-другой.

Он сел прямо против Кэтрин, которая глядела на него неотрывно, как будто боялась, что он исчезнет, если она отведет глаза. Он же не часто поднимал на нее свои: только кинет время от времени быстрый взгляд, но с каждым разом его глаза все доверчивей отражали то откровенное счастье, которое он пил из ее взора. Оба слишком были поглощены своею общей радостью, чтобы чувствовать смущение. Но мистер Эдгар был далеко не рад: он бледнел от досады; и его досада достигла высшего накала, когда жена поднялась и, пройдя по ковру, опять схватила Хитклифа за руки и рассмеялась, словно сама не своя.

– Завтра мне будет казаться, что это было во сне! – вскричала она. – Я не смогу поверить, что я тебя видела, и касалась тебя, и говорила с тобой еще раз. А все-таки, Хитклиф – жестокий! – ты не заслужил радушного приема. Уйти и молчать три года и ни разу не подумать обо мне!

– Я думал о тебе немного больше, чем ты обо мне, – проворчал он. – Недавно я услышал, что ты замужем, Кэти; и, стоя там внизу во дворе, я обдумывал такой план: взглянуть еще раз в твое лицо, на котором я, может быть, прочту удивление и притворную радость; потом свести свои счеты с Хиндли, а затем, не дав вмешаться правосудию, самому свершить над собою казнь. Твоя радость при нашей встрече заставила меня выкинуть из головы такие мысли; но берегись встретить меня в другой раз с иным лицом! Но нет, ты больше меня не прогонишь. Ты в самом деле жалела обо мне, жалела, да? Что ж, недаром. Трудно пробивался я в жизни, с тех пор как в последний раз слышал твой голос; и ты должна меня простить, потому что я боролся только за тебя!

– Кэтрин, пожалуйста, пока чай не простыл, сядем за стол, – перебил Линтон, стараясь сохранить свой обычный тон и должную меру учтивости. – Мистеру Хитклифу предстоит далекая прогулка, где бы он ни ночевал. Да и мне хочется пить.

Она села разливать чай; пришла на звонок и мисс Изабелла; пододвинув им стулья, я вышла из комнаты. Чай отпили в десять минут. Себе Кэтрин и не наливала: она не могла ни есть, ни пить. Эдгар налил немного в блюдце и сделал от силы два глотка. Гость просидел в этот вечер не больше часа. Я спросила, когда он уходил, не в Гиммертон ли ему?

– Нет, на Грозовой Перевал, – ответил он. – Мистер Эрншо пригласил меня, когда я утром наведался к нему.

Мистер Эрншо его пригласил! И он наведался к мистеру Эрншо! Я взвешивала эти слова, когда он ушел. Не лицемерит ли он, не явился ли в наши края, чтобы под маской дружбы чинить зло? Я мучительно раздумывала: предчувствие мне говорило, что появление Хитклифа – не к добру.

Около полуночи мой первый сон нарушили: миссис Линтон прокралась в мою комнату, присела с краю ко мне на кровать и, дернув за волосы, разбудила меня.

– Не могу спать, Эллен, – сказала она в извинение. – И мне нужно с кем-нибудь поделиться сейчас, когда я так счастлива! Эдгар не в духе, потому что я радуюсь тому, что для него неинтересно: он если и раскроет рот, так только для глупых брюзжаний; и он сказал мне, что с моей стороны жестоко и эгоистично затевать разговор, когда ему нездоровится и хочется спать. Всегда он так устроит, что ему нездоровится, если что-нибудь не по нему! Я сказала несколько добрых слов о Хитклифе, и он заплакал – то ли от головной боли, то ли от мучительной зависти; тогда я встала и ушла.