Грубиянские годы: биография. Том I

Он завернул в деревню Грюнбрунн. В тамошнем трактире по неосторожности приблизил свои восковые крылья к кухонной печи, и они у него слегка подтаяли. Но ведь на самом деле человек, даже если у него имеются наилучшие крылья для полетов в эфире, нуждается еще и в паре башмаков, чтобы ходить по земле. Поскольку обеденная зала была уже забита собаками и людьми, Вальт предпочел сесть за стол, стоящий на дворе – под навесом, или козырьком, который распространялся на всю ширину стола. Нотариус чувствовал себя библейским патриархом, потому что свободно сидел в этом открытом, наполненном воздухом полудоме, пристроенном к дому как таковому, и мог перелистывать, словно книгу, весь окружающий мир. Из-под навеса он смотрел на незнакомые ему местности и поля и чувствовал, что уподобился легконогому трубадуру старых времен, – поскольку подсчитал, что живет уже на отдалении в девятнадцать верст от своей родины. В путевой дневник он занес новый хозяйственный обычай, который только что придумал: обрамлять луга грядками с капустой или другими плодами – вместо того чтобы, наоборот, обрамлять поля, засаженные огородными культурами, луговыми межами; и он сказал сидящему рядом с ним за едой крестьянину, что это выглядело бы очень мило.

Его заставили долго прислушиваться к отзвукам мелодичного утра, пребывать в таком эпическом настроении и наблюдать за появлением и исчезновением из трактира все новых смертных, прежде чем постелили перед ним скатерку и принесли тарелку с едой. Наверное, стоит, не пожалев лишних усилий, упомянуть, что Вальт не доел все до конца: отчасти из любезности к хозяину – чтобы тому не пришлось приносить добавку; отчасти же потому, что человеку, как и подчиненным ему царям животного мира, орлу и льву, свойственна особая привычка – никогда не съедать сразу всю имеющуюся пищу; и это, между прочим, первое, что мы замечаем в поведении детей. Нотариус вообще не понимал, как сидящий рядом с ним крестьянин и другие гости могут буквально выскребать тарелку, вытирать ее насухо куском хлеба, а потом еще и трепанировать каждую начисто обглоданную косточку: проделывать в ней сквозное отверстие как в пушечном стволе или в жемчужине.

Поев, Вальт остановился перед распахнутой дверью в обеденную залу, чтобы, держа в руке найденную в волшебной долине таможенную квитанцию, дождаться того момента, когда он сможет ее вернуть, то есть когда начнут выходить по одному обедающие там возчики, к которым он боялся обратиться со своим вопросом, пока видел, как они сидят за столом in corpore. Вдруг один юный дерзкий возчик – мальчонка лет тринадцати в синей рубашке и плотном белом ночном колпаке – поднялся с места, подкрался к песочным часам трактирщика и незаметно перевернул их, чтобы в буквальном смысле (поскольку пока что вниз высыпалась только треть находящегося в часах песка) скоротать для этого человека время.

Однако нотариус, разозленный увиденным, подскочил и перевернул перевернутое: ибо не мог терпеть вероломную несправедливость, которую потерпел бы по отношению к себе, когда она обращалась против другого человека.

Возбуждение, вызванное этим происшествием, придало ему силы, чтобы перед всем table d'hote высоко поднять записку и крикнуть: мол, не потерял ли ее кто-нибудь. «Я, сударь», – сказал какой-то человек, протянул длинную руку, схватил записку и только один раз коротко кивнул (вместо того чтобы, как надеялся Вальт, горячо выразить свою благодарность).

На подоконнике Вальт увидел лежащую рядом с часами книжку для обучения письму, явно принадлежащую кому-то из детей хозяина, раскрытую на развороте с тремя строчками, каждой из которых было предпослано по слову: Gott – Walt – Harnisch. Он очень удивился и спросил хозяина, не носит ли тот фамилию Харниш. «Карнером меня звать», – проворчал трактирщик. Вальт показал ему книгу и объяснил, что его самого зовут точно так, как там написано. Трактирщик, со своей стороны, грубо спросил, уж не зовут ли гостя и так, как значится на предыдущей странице: Hammel – Knorren – Schwanz, – и так далее.

Тут нотариусу опять захотелось взять за неимением лошадей свои крылья и убраться отсюда подальше (предварительно расплатившись), однако его задержал и обрадовал нищий – тем, что захотел взыскать милостыню в виде натурального продукта и попросил угостить его стаканом пива: возможно, потому, что был тайным приверженцем учения физиократов. Поскольку нищий, чтобы инкассировать свой маленький натуральный доход, поставил нищенскую клюку в угол: нотариусу представилась возможность потрогать эту занозистую, тяжелую палку. Вальт поднял клюку и помахал ею – с особым чувством, что вот теперь он действительно держит в руках посох нищего, о котором так много всего слышал и читал.