Грубиянские годы: биография. Том I

Вальт, казалось, пришел в восторг от услышанного; но все-таки стал задавать вопросы: а не возникает ли дружба часто уже после любви и заключения брака, иногда даже к той же личности, – не является ли самый верный любящий, именно поэтому, и самым верным другом – не заключено ли в любви больше романтической поэзии, чем в дружбе, – не переходит ли любовь, в конце концов, в любовь к детям – не слишком ли суровые картины набросал брат, – и еще много чего хотелось Готвальту смягчить или упростить. Однако Вульт очнулся от мимолетного чувства растроганности (и от ожидания похвал, не связанных с таким количеством оговорок), сделался глухим к Вальтовым попыткам оправдать человечество и пожаловался: мол, он уже сейчас предвидит, как Вальт будет раз за разом портить ему удовольствие от злорадства, добавляя слишком много сахара – что еще хуже, чем пересолить; флейтист добавил еще, что в их «Яичном пунше, или Сердце» как раз «сладкие» сцены больше всего выигрывают за счет соседства с самыми острыми: ведь и у человека за острыми ногтями спрятана самая нежная и чувствительная плоть; «Однако, – продолжил Вульт, – давай теперь поговорим о более приятных вещах: о семерых, желающих обокрасть наследника, против которых я, чтобы помочь тебе, пытаюсь кое-что предпринять! Я должен посидеть с тобой и обсудить это».

– Но сперва о другом, приятном! – попросил Вальт и рассказал брату о божественного вида юноше в красном: как тот, подобно богу-громовержцу, оседлавшему птицу бури, проскакал между Авророй и Иридой под синим небом – словно через триумфальную арку. – Ах, – закончил он, – если бы я мог дотронуться до его руки! Вот о чем я думал сегодня, после того как закончил главу о дружбе. А ты этого юношу знаешь?

– Да нет, не знаю я твоего, разрази меня гром, – божества! – холодно сказал Вульт, беря трость и шляпу. – Смотри не покройся плесенью в своем аистовом гнезде – лучше прогуляйся, как собираюсь сделать я, по Долине роз, где сейчас можно одной сетью для свиней поймать весь хаслауский бомонд, включая таинственного незнакомца. Не исключено, что я найду там для тебя искомого громовержца – думаю, речь идет о графе Клотаре. – Нет, мой друг, я намеренно отправляюсь туда не с тобой; и ты тоже в публичных местах не показывай виду, что мы знакомы, если я по слабости зрения подойду к тебе слишком близко: ведь я должен сделать себя слепым – то есть для других людей, хочу я сказать. Адьё!

№ 17. Розовое дерево Долина роз

Через три минуты нотариус, не заметивший раздражения Вульта, уже радостно ступил на зеленую дорогу, ведущую к хаслауской Долине роз, которая отличается от одноименного красивого парка в Лейпциге главным образом тем, что в ней действительно имеются и розы, и долина, а потому она больше напоминает Фантазию под Байрейтом, преимущества которой – перед ней – заключаются разве что в кондитерского вида арабесках, в фантазийных цветах и парадных колоннах. Вальт мог бы подумать, что и не выходил из города, потому что половина горожан направлялась туда же, куда и он; и все закоулки его души наполнились солнечным светом при мысли, что он идет среди других людей – которые, в свою очередь, идут, или едут, или скачут верхом вместе с ним. Справа и слева от дороги располагались луга, колышущиеся хлебные поля и лето. Из города в этот зеленый теплый мир изливался послеполуденный звон церковных колоколов; и нотариус устремился мыслями в церкви, где сейчас прихожане устремлялись мыслями из церквей и находили божественными и его самого, и вольную жизнь на свежем воздухе: они сидели в тесных, холодных, каменных церквях, на длинных пустых скамьях, томясь каждый сам по себе, – с красивыми широкими полосками солнечных лучей на боках и с надеждой, что, едва закончится служба, они как можно скорее зашагают вслед за ним.

Люди словно косяки сельди заполняли бухту Долины роз. Лиственные деревья, расступаясь, показывали Вальту сияющий открытый стол июльского воскресенья, представляющий собой совокупность расставленных под деревьями одноногих столиков. – «Как же замечательны, – сказал себе нотариус, – это повсеместное передвигание стульев, установка тентов, беготня официантов в зеленых фартуках, освобождение от шалей и тросточек, откупоривание бутылок, поиски подходящего столика, мелькание гордых шляп со страусовыми перьями, дети в траве, музыканты на дальнем плане, которые наверняка сейчас начнут играть, теплые цветущие девичьи лбы, похожие на просвечивающие сквозь белые вуали садовые розы, мешочки с рукоделием, золотые якоря, и крестики, и другие дамские украшения, это великолепие и эти надежды, и то обстоятельство, что всё больше людей устремляется сюда! – О, мои дорогие, я вам всем желаю порадоваться от души!»