Грубиянские годы: биография. Том I

Теперь вечернее солнце осыпало розами эту долину. Музыканты умолкли: они лакомились серебром с пущенной по кругу тарелки. Гуляющие потянулись к дому. Нотариус напоследок поспешно обошел вокруг четырех опустевших столиков, за которыми еще недавно сидели милые девушки, – просто чтобы причаститься к радостям такого застолья. Он был теперь только каплей в медленном потоке – но каплей розово-красной, светлой, отражающей и несущей вечернюю зарю и солнце. «Скоро, – сказал он себе, увидев три городские башни, по которым стекало вниз расплавленное вечернее золото, – скоро я узнаю от моего Вульта, кто этот юноша и где он живет – и тогда, может быть, Господь мне его подарит». Как же он любил сейчас всех юношей, попадавшихся ему по пути, – просто ради того, синего! «Почему, – спросил он себя, – люди любят только детей, но не юношей, как будто последние не столь же невинны?» – Чрезвычайно нравился ему этот воскресный день, на всем протяжении которого каждый человек был настроен так поэтично, хотя бы лишь из-за праздничного наряда. Разгоряченные господа держали шляпы в руках и громко переговаривались. Собаки весело бежали рядом с хозяевами, без всяких грозных окриков. Несколько ребятишек запряглись в коляску, наполненную другими детьми; и «лошади», и пассажиры были очень нарядными. Какой-то солдат, с ружьем на плече, вел домой сынишку. А кто-то другой вел собаку, используя вместо ошейника красношелковый шейный платок. Многие пары шагали рука об руку, и Вальт не понимал, как это некоторые пешеходы решаются расплести пальцы, порвать такие любовные узы, просто чтобы идти по прямой линии: сам-то он как раз охотно ходил кругами. Его очень радовало, что даже простые служанки уловили что-то от духа нового столетия и подвязывают фартуки так высоко, так по-гречески, что не остается почти никаких различий между ними и самыми благородными дамами. Поблизости от города, возле первых ворот, бушевала стайка школьников, а одна из упомянутых девушек дерзко подарила внушительному караульному солдату с ружьем букет цветов; и нотариусу показалось, будто весь мир так глубоко погрузился в вечернюю зарю, что розовые облака – великолепные, как цветы и волны – тоже пробились в этот мир и стали его частью.

Конец первой книжечки

Вторая книжечка

№ 18. Эхинит Худодум

Не нужно обладать большим дипломатическим умом, чтобы догадаться: нотариус в этот воскресный вечер не остался дома, а, несмотря на позднее время, пожелал еще сходить к театральному портному Пурцелю, у которого жил его брат, дабы от последнего услышать как можно больше о юноше в синем. Но брат, поспешно спустившись вниз, встретил его на улице, объявил эту улицу залом и corso для народа – в праздничные ночи – и предложил по ней прогуляться. Вальт, восхитившись услышанным, принял предложение. Расхаживать воскресными ночами по улицам – под звездами, вместе с сотнями людей, – сказал он, это покажет ему, что такое Италия; тем более, что тут можно не снимать шляпу и без помех грезить на ходу. Он хотел сразу же много говорить и задавать вопросы, но Вульт попросил его помолчать, пока они не окажутся на другой, более безлюдной улице, и не обращаться к нему на «ты». «С большой охотой!» – сказал Вальт. В сгустившихся сумерках его грудь незаметно наполнилась любовью, как цветок росой, – так часто, как получалось, он слегка прикасался рукой к любой совершенно чужой проходящей мимо женщине, потому что, думал он, он не может знать, доведется ли ему когда-нибудь прикоснуться к ней вновь, – он даже осмеливался в более затененных местах этой ночи поднимать глаза на эркеры и балконы, где, как он отчетливо видел, стояли благопристойнейшие девицы, и мысленно переносил себя с улицы туда, наверх, где теперь стоял рука об руку с одной из них, как жених, полузадушенный своим небесным блаженством.

В конце концов, на какой-то подходящей для этого улице, он развернул перед флейтистом сверкающее историческое полотно с изображением его внутреннего застолья и некоего радостного предвечернего столпотворения, которое – как оказалось, когда любопытствующий Вульт пригляделся пристальнее, – состояло в том, что Вальт прогуливался за стенами города и повстречал там синемундирника. «Готов поклясться, – сказал на это Вульт, – что вы только что вернулись из Гладхейма[10], а не из Долины роз, заполучили там себе в жены либо Фрейю, либо Сиофну, либо Гуннур, либо Гирскогуль, либо Мисту, либо еще какую-то богиню, и в придачу, как свадебный подарок, – несколько котомок, наполненных небесными сферами. – Все же весьма достойно похвалы, когда у человека так мало изношено праздничное платье радости – я-то на своем уже могу пересчитать все нитки, – если, конечно, человек сей способен осознать, что волшебные замки легко превращаются в преддверия замков разбойничьих».