– Тебе вовсе не обязательно это делать, – отозвался он после недолгой паузы, взятой на обдумывание того, что он собирался сказать. – Напрасно ты так драматизируешь. Делай или не делай, выбор за тобой. Ты, в общем-то, уже достигла своей цели на проекте, ты пришла к этому телу. Обратно, в свое прежнее состояние, ты уже не вернешься. Разве что если очень постараешься, и то это займет какое-то время. Лет десять.
«Я не хочу, чтобы оно оборачивалось ко мне!» – в отчаянье подумала Альба.
– Уже сегодня ты можешь собрать свои вещи и покинуть клинику, – продолжал между тем Глеб. – Никто не вправе тебя удерживать. Я отлично представляю, как тебе этого хочется – вернуться домой, начать все заново, встретиться наконец со всеми теми людьми, для которых раньше ты была призраком, виртуальной птичкой. Устроить какой-нибудь феерический вернисаж, закрутить роман… Да и вообще, во всех смыслах –
– Смотрела, – Альба бросила на него быстрый взгляд исподлобья. – Там главная героиня умирает в конце.
– Не бойся, ты не умрешь. Это я тебе обещаю.
– Обещаешь, но не гарантируешь?
К этому времени они, сделав круг по саду, уже добрели до выхода и стояли теперь возле кованых железных воротец в стиле прованс, щедро украшенных каскадами петуний и виол. В ветвях живой изгороди чирикали и копошились птицы. Некоторые из них были настоящими, другие – только видимостью (слышимостью) птиц; густые заросли туи делали разницу между теми и другими эфемерной и несущественной.
Альба сказала:
– Раньше, до проекта, я бы не смогла общаться с тобой вот так. Даже просто на тебя смотреть. Я бы поскорее прошла мимо, чтобы не дай бог не привлечь твоего внимания. А сейчас мы – говорим, и ничего особенного, и вроде так и надо… Забавно, да? Это все равно что овладеть за одну ночь иностранным языком, каким-нибудь очень сложным, китайским. Проснуться и свободно на нем заговорить. Только тут я овладела не китайским языком, а… ну, нормальным телом. И это дало мне возможность разговаривать с тобой на равных. Делать что-то вместе, гулять…
– Не «нормальным», а красивым. Идеальным, – поправил ее Глеб, пряча смущение за дурашливо-преувеличенной назидательностью. – Привыкай, Альба. Ты – красавица.
– Привыкну когда-нибудь, – улыбнулась Альба и впервые за время их прогулки задержала взгляд на лице Глеба дольше, чем на пару секунд. Тут же, словно испугавшись собственной неслыханной дерзости, Альба поспешила перейти на деловой тон:
– Так что я должна буду сделать, когда окажусь в «мире Одиссея»? Уговорить его вернуться? Прокричать ему в ухо код пробуждения? Убить его там – чтобы он воскрес здесь?
– Ого! Вот это фантазия! – разулыбался и Глеб. – Не думаю, чтобы Голев потребовал от тебя чего-то подобного. Хотя кто его знает… Он меня в свои планы не посвящал. Я знаю только то, что ночью ты будешь спать, а завтра мы с тобой немножечко порисуем.
– Тогда пойдем! – Альба, точно в воду с головой, ринулась в проем воротец. – Скажем Голеву, что я – согласная!
В верхней гостиной все выглядело точно так же, как год назад, когда Альба вошла сюда рыхлой одышливой толстухой, плюхнулась на кушетку и приготовилась временно умереть. Точно так же качали маятником массивные напольные часы, в камине плясала голограмма пламени, ветки растущего за окном платана затеняли солнечный свет. Все так же притягивали взгляд корешки разномастных томиков – целая стена была отдана под стеллаж, причем вовсе не иллюзорный. При желании любую из этих книг можно было взять в руки и полистать, знакомясь с трудами Фрейда и Ялома, Абрахама Маслоу и Хаяо Каваи.