Он одной рукой обнял меня за талию, другой прихватил мой затылок и нежно поцеловал меня. Я не могла отключить голову – переживала из-за таймера, гадала, стоит ли пустить в дело язык и полностью ли я выполняю свое предписание. А потом переместила сознание в губы. Придвинулась ближе к Джереми. Пальцы моих ног коснулись его ботинок, и я подалась к нему всем телом, проверяя, тестируя. Удержит ли он мой вес? От него пахло потом, кофе и мятными пастилками. Я привлекла его к себе на последние пару секунд, зная, что время почти вышло.
– Это было круто, – сказал он, снова возясь с кнопкой на часах. Потом продел руку в лямку рюкзака, собираясь уйти. Я чувствовала себя уравновешенной и успокоенной, почти как младенец, которого туго перепеленали и прижали к груди. Обнимая меня на прощанье, Джереми задержал мое тело в объятиях на секунду дольше обычного. Я стояла у входной двери, пока не звякнул лифт, а потом смотрела, как он исчезает за серебристыми дверями. Этот поцелуй насытил меня. Мне хотелось, чтобы его было достаточно.
Я не рассталась с Джереми. Я не рассталась с доктором Розеном. Я не рассталась с двумя группами. Я осталась, ибо верила, что муки
Я должна была доказать себе, что смогу выдержать любую боль, которая возникает в отношениях. Я могла пережить это адское пекло, не расставаясь. Я могла привязываться.
Рождественским утром я не стала будить Джереми и пошла с подругой Джилл пить кофе. В битком набитом «Старбаксе» под громкий аккомпанемент рождественских гимнов Джилл стенала, что она одинока, что у нее нет никаких праздничных планов, лишь навестить агрессивного папашу, а я плакалась на асексуальное состояние своих отношений. Когда я вернулась в квартиру Джереми, он позвал меня обратно в постель.
– Сними джинсы, – попросил он.
Мне понравилась инициатива.
На подушке рядом с ним лежал презерватив, и мое изголодавшееся тело прильнуло к Джереми. Воодушевляющая открытость овладела мной. Стоило ему войти в меня – и оргазм скрутил все тело за долю секунды.
Я тут же разразилась слезами.
– Что с тобой? – спросил он.
Под всеми моими разочарованиями и гневом таился целый океан обиды и печали. Волны одиночества, как и предсказывал давным-давно доктор Розен.
– Почему это так трудно? – повторяла я снова и снова. Почему, почему, почему? Неужели настолько трудно любить меня и мое тело? Почему мы не могли все это время быть так физически близки? Все эти недели, что я домогалась любви и внимания Джереми, подкрепляли страх, что я как-то неправильно хочу любить и быть любимой. Его равнодушие только подкрепляло подозрения, что в моей способности к привязанности есть какой-то глубокий изъян. Я выбрала бойфренда, который выделял мне скудные порции любви и внимания. И я выбрала его потому, что это был максимум, который я могла вынести, несмотря на то что хотела большего. Я была подобна анорексичке, продолжающей питаться рисовыми булочками и сельдереем, хотя мечтает о филе миньон и запеченном картофеле в сливочном масле.
Когда начался 2003 год, я пустилась в плавание через последний семестр юридической школы. Джереми по-прежнему нужно было больше времени наедине с собой, чем мне. Время от времени он закрывался и откатывался от меня без каких бы то ни было объяснений, а страсть к видеоиграм заставляла меня раздраженно закатывать глаза. Но теперь вместо того чтобы крушить домашнюю утварь, я писала Рори, Марти и Карлосу:
Но конфликт интересов доктора Розена – это была не мелочь. На чье благополучие он работал – мое или Джереми?
Однажды в четверг вечером Джереми вернулся с сеанса своей мужской группы и спросил, не куплю ли я ему подписку на «Файнэншл Таймс» и пару кроссовок для бега. По его тону, когда он задал вопрос, и еще потому что он только что пришел после группы, я догадалась о предписании доктора Розена.
– Да как вы смеете навязывать мне роль его «мамочки»?! – кричала я на следующем групповом сеансе. – Вам полагается помогать мне, а не использовать меня для финансирования его хобби!
– Я и
– Чушь!
– Каковы ваши две главные жалобы на Джереми?