Вероятно, кое-кому из читателей будет небезынтересно узнать, что манипуляции с мочой, проводившиеся Б. X. Т. по плану, составленному Рахилью, ни разу не привели к провалу, наоборот, оканчивались вполне благополучно – до тех пор, когда они уже не могли ему помочь: в конце сентября 1944 года Б. X. Т. был зачислен в батальон «желудочников», невзирая на то, что при язве желудка, к примеру, требуется совсем другая диета, чем при диабете. Б. X. Т. еще успел принять участие в боях, а именно в арденнском наступлении и в Хюртгенвальдской битве. Поблизости от деревни Вюрзелен Б. X. Т. попал в плен к американцам, так что не исключено, что он какое-то время «сражался плечом к плечу» со Шлёмером, к тому времени перевоплотившимся в Кайпера. Как бы то ни было, Б. X. Т. встретил конец войны в американском лагере для военнопленных недалеко от Реймса «в обществе примерно двухсот тысяч немецких вояк всех рангов. Уверяю вас, ничего отрадного в лагерной жизни не было – ни в смысле общения, ни в смысле снабжения. Особенно огорчало полное отсутствие дам – простите за откровенность». (Последнее замечание очень удивило авт. До этого он считал Б. X. Т. безразличным к сексу.)
Хотя авт. казалось не совсем удобным расспрашивать М. в. Д. о дальнейшей судьбе Груйтена-старшего, ради полноты картины он все же предпринял несколько осторожных попыток в этом направлении, вызвавших, однако, лишь поток оскорблений в адрес Лотты, на которой из-за «некоторых обстоятельств» сосредоточилась ее ревность. «Просто он вернулся домой, когда меня там еще не было, а то бы – уж будьте уверены – не у нее, а у меня он искал и нашел бы, чем утешиться, не глядите, что я на тринадцать лет ее старше. Но я-то застряла на том берегу Рейна, чуть ли не за Вуппером, и сидела в этой вестфальской дыре, где нас, рейнцев, честили почем зря – и неженками, и лакомками, и пряничниками, и порчеными – и вообще вытирали об нас ноги; а американцы добрались туда только к середине апреля, и вы не представляете, как трудно, можно сказать, невозможно в ту пору было перебраться на западный берег Рейна. Так что пришлось мне там проторчать до середины мая; а Груйтен вернулся домой уже в начале мая и, видать, тут же пристроился под бочок к этой Лотте. И, когда я заявилась, ничего поделать уже было нельзя. Я опоздала».