Мы уже знаем, что Ванфт была эвакуирована. По всей видимости, она пережила много бед и обид (сама она ничего не рассказывает, так что авт. не может установить, объективна или субъективна эта ее оценка). Ванфт произнесла лишь одно слово: «Шнайдемюль». О Кремпе мы знаем, что он погиб на шоссе и ради этого шоссе – возможно, со словом «Германия» или чем-то подобным на устах.
Д-р Хенгес «удалился со сцены» (X. о X.) вместе со своим бывшим шефом графского происхождения и обосновался в одной из глухих деревушек Баварии. «Мы были уверены, что здешние крестьяне нас не выдадут. Под видом лесников мы поселились в бревенчатом домике посреди чащи, но кормили и обслуживали нас, как знатных господ; даже в любовных ласках не было у нас недостатка, ибо крестьянки, сохранившие преданность графской семье, не только не отказывали нам в любви, но прямо-таки наперебой предлагали свои услуги. Однако признаюсь вам как на духу: баварская эротика и баварский секс показались мне грубыми и примитивными, мне не хватало истинно рейнской утонченности – впрочем, не только в этой сфере. Особых грехов за мной не числилось, так что я уже в 1951 году мог вернуться домой. А вот графу пришлось выждать еще два года, чтобы в 1953-м добровольно предстать перед судом: к этому времени вся эта возня вокруг военных преступников потихоньку сошла на нет, так что, отсидев три месяца в Верле, он опять поступил на дипломатическую службу. А я счел за лучшее впредь держаться подальше от политики, – хватит с меня и того, что я обслуживаю политику своими обширными филологическими познаниями».