Групповой портрет с дамой

Конференц-зал производил удивительно приятное впечатление: он имел форму сектора круга и в нем не было ничего, кроме нескольких столов и уже упомянутых кожаных кресел – родных братьев тех кресел, что стояли в главной резиденции монашеского ордена в Риме. Нетрудно догадаться, что снедавшая авт. сердечная тоска при виде этих кресел вспыхнула с новой силой и что он не сразу справился с охватившим его волнением. Его усадили на самое почетное место у окна: отсюда открывалась далекая перспектива долины Рейна – в поле зрения попадало не меньше полудесятка мостов. Элегантно изогнутый столик, повторяющий плавную линию выпуклой наружной стены, был уставлен бутылками с крепкими напитками и соками; там же стоял термос в форме чайника, лежали сигары и сигареты; количество и качество последних свидетельствовали о разумных и в то же время утонченных вкусах хозяев офиса: в них не было ни тени того вульгарного размаха, которым нувориши обычно стараются пустить пыль в глаза. Для общей характеристики первого впечатления, произведенного на авт. конференц-залом, он считает наиболее подходящим слово «изысканность». Старый Хойзер и его внук Вернер на сей раз показались авт. куда более приятными, чем они оба ему помнились; и авт., сообразно взятой им на себя роли, поспешил отбросить всякую предубежденность и отнестись непредвзято к уже одиозному в его прежнем восприятии Курту, которого видел впервые. Курт Хойзер производил впечатление приятного, спокойного, скромного молодого человека; костюм на нем был безукоризненный, и носил он его с той легкой небрежностью, которая наилучшим образом гармонировала с его мягким баритоном. Он был поразительно похож на свою мать Лотту: та же линия лба, те же круглые глаза. Неужели он и впрямь некогда был тем самым младенцем, который появился на свет при столь драматических обстоятельствах и которого по категорическому требованию его матери не стали крестить? И это он родился в той комнате, где теперь живет португальская семья из пяти человек? Неужели он действительно когда-то ютился вместе со всеми в подземном склепе и в компании со своим старшим братом Вернером – тому сейчас тридцать пять, и вид у него более неприступный, чем у Курта, – сбывал Пельцеру новенькие самокрутки из табака, собранного из его же окурков, чего Пельцер им обоим до сих пор не может простить?