Грушевая поляна

Лела запирает двери, глубоко затягивается, выпускает дым, который постепенно рассеивается вместе с эхом шагов Кобы.

Проходит неделя, потом еще несколько дней, но мамы Ираклия не видать.

Лела снова сопровождает Ираклия в соседний дом. Они заходят во двор, где у подъезда лежит под машиной Годердзи, сын Венеры, и что-то ремонтирует, а остальные соседские парни стоят тут же и глядят на него. У Годердзи задралась вверх майка, обнажив мохнатый живот, волосы на котором торчат в разные стороны, вьются, изгибаются, так что издалека Годердзи можно принять за развалившееся на земле животное. Коба не смотрит на Лелу, будто не видит.

Дверь снова открывает Мзия с неизменной улыбкой на добром лице. Окна в квартире распахнуты, по комнатам гуляет приятный весенний ветерок, колышет висящие на дверях занавески.

Ребята привычно усаживаются в коридоре: Ираклий – на табурет, Лела – на трельяж.

Дозвониться им удается, но трубку никто не берет. Ираклий знает номер соседского телефона и теперь звонит туда. Отвечает какой-то мужчина.

– Позовите Ингу, пожалуйста.

Мужчина исчезает, и воцаряется долгая тишина. Потом подходит женщина, голос которой не похож на голос матери Ираклия.

– Кто это?

– Ираклий, сын Инги.

– О, Ираклий, как ты? Я бабушка Ивлита. Ты меня помнишь?

– Да.

– Твоей мамы нет, Ираклий, она уехала в Грецию. Велела тебе передать, мол, приеду и перевезу Ираклия к себе, понятно?

Женщина так кричит в трубку, будто находится на другом континенте и боится, что ее не услышат, а между тем все отлично слышно.

– А когда она приедет? – помолчав, спрашивает Ираклий.

– Сказала, пока не знает. Сначала устроится на работу, а уж потом решит. А ты как поживаешь?

– Хорошо.

Ираклий снова сидит в той же позе – наклонившись вперед, в одной руке трубка, другой облокотился о колени. Лела смотрит на понурого Ираклия и в который раз отмечает, какие у него длинные изогнутые ресницы.

– Когда она позвонит, что ей передать? Что ты хочешь, чтоб я передала Инге? – опять слышен женский голос в трубке.

Ираклий задумывается.

– Спроси ее, когда она приедет.

– Хорошо, спрошу.

– Всего хорошего.

– Всего хорошего, Ираклий, не горюй. Ну, будь молодцом.

Ираклий вешает трубку.

– Пошли? – спрашивает Лела.

– Пошли, – отвечает Ираклий.

У дверей улыбающаяся Мзия кладет в карманы ребят по две барбарисовые конфетки.

Лела и Ираклий направляются обратно в интернат. Лела ничего не говорит Ираклию про мать. Какое-то время они идут молча. Наконец Ираклий нарушает тишину:

– Интересно, она действительно уехала?

Лела задумчиво разворачивает барбариску.

– Наверное, – говорит она и отдирает зубами прилипшую к бумажке конфетку. – Ешь, вкусная, – протягивает вторую Ираклию.

– Оставь себе, у меня есть, – отвечает Ираклий.

Ребята шагают по дороге. Ираклий понурый и бледный. В лучах закатного солнца оттопыренные уши мальчика похожи на красные листья в прожилках вен.

Глава третья

Хоть и правда, что у Керченской улицы нет героев, но учитывая, что и город Керчь объявили героем с опозданием в тридцать один год, возможно, однажды обнаружится, что в вонючих стенах интерната когда-то жил настоящий герой. Если так случится, этими героями, несомненно, окажутся Кирилл и Ирина, бывшие здешние воспитанники. Сколько лет миновало с тех пор, как они покинули интернат, и чем больше проходит времени, тем труднее верится в то, что такие умные и успешные люди действительно некогда жили здесь.

Сначала ушел Кирилл. А через пять лет – Ира.

Лела и остальные дети много слышали от учителей об этих двух учениках. Раньше Дали часто о них рассказывала, вспоминала их с радостью и любовью.

На первых порах Кирилл поддерживал связь с интернатом. Лела была тогда еще маленькая, но помнит, как Кирилл приходил в интернат, высокий, худой, сутулый светловолосый русский парень со спокойной манерой речи и учтивым поведением. Кирилл всегда носил брюки клеш и издали был похож на трубадура из «Бременских музыкантов». У Лелы до сих пор перед глазами стоит картина: Кирилл бредет по дороге, размахивая на ходу руками и устало сутулясь, точно возвращается с работы. В руке у него пакет. Дети бегут к Кириллу, старожилы и новички – все, знакомые и незнакомые. Кирилл улыбается, здоровается с ними, достает из пакета сладости и раздает детям. При виде этой сцены Дали пускала слезу: она гордилась тем, что Кирилл вырос порядочным человеком. Главной его заслугой было то, что он окончил школу с золотой медалью и поступил в институт. Кирилл, хоть и жил в интернате, ходил в обычную русскую среднюю школу, поскольку учился хорошо. Получив высшее образование, Кирилл устроился на работу. Когда он приходил, то больше часа не оставался. У него было усталое лицо и грустные глаза. Чувствовалось, что у него немало дум и забот. И что жизнь его не всегда легка.

В дальнейшем Кирилл, как и многие другие воспитанники школы, исчез. Исчез бесследно. Одни говорили, что Кирилл уехал в Россию, другие – что его убили. Доподлинно никто ничего не знал. Молва о талантах Кирилла постепенно умолкла, даже Дали редко о них вспоминала.