Грушевая поляна

Лела присела на лавку. Марсель молча курил. Лела тоже курила и не говорила ни слова. Марсель делал такие глубокие затяжки, что сигарета скоро догорела. Лела достала последнюю и протянула ему. Марсель взял сигарету, встал и куда-то направился, не говоря ни слова. Чуть погодя остановился у елок, повернулся и спросил:

– Море здесь есть?

Лела покачала головой, потом сообразила, что Марсель в темноте этого не увидит, и произнесла погромче:

– Нет.

Марсель повернулся к Леле спиной и ушел.

Через несколько дней его забрали из интерната. Почему и куда, Лела не знала, да и никто не знал. Может, перевели в другой интернат, или отвезли к родителям, родственникам, или даже вернули в батумский детдом.

Лела помнит и Феликса, худенького, смирного, безобидного мальчика, который не особо рвался с кем-то сближаться и дружить, ходил все время один, с опущенной головой. Феликс не играл в футбол, не любил и мериться силой. Однажды он где-то нашел маленькое колесо от велосипеда. Наверное, он и раньше что-то такое видел, а может, сам додумался – сделал железный крючок на длинной ручке, зацепил за колесо и принялся его катать. И не надоедало ему. Некоторые из интерната стали ему подражать – тоже откопали в кучах металлолома старые брошенные колеса, просунули в них крючки и бродили за Феликсом, точно странные понурые одноколесные велосипедисты. Многим вскоре надоела однообразная игра, и они оставили ее. А Феликс расхаживал, все такой же печальный, наклонив худую шею, и все с тем же усердием катал колесо по школьному стадиону и маленькому пригорку, по дороге перед интернатом, по бордюрам и ухабам: казалось, будто в руках его металлоискатель и мальчик вот-вот обнаружит клад. Колесо бежало по дороге как заблагорассудится, точно строптивое животное. По асфальту оно катилось ровно, на ухабах и пыльном стадионе скакало так, что не удержать. Вся суть мастерства Феликса заключалась в том, чтобы понять, чего хочет это живое существо, и провести его по всем путям благополучно. Если колесо у мальчика переворачивалось, он присаживался на корточки, по очереди рассматривал колесо и крючок, потом что-то поправлял и продолжал путь. Не раз предлагали Феликсу обменять его колесо на новое или большего размера, но он не соглашался. Да и как бы он согласился, если это колесо стало для него чем-то вроде преданной собачки, вместе с которой легко переносить утомительную и однообразную повседневность интерната.

В конце концов колесо у Феликса украли. Феликс знал, что его резвая собачонка никогда не отыщет дорогу назад: колесо ведь не умело лаять и не могло найти своего хозяина по запаху. Понимал он и то, что вор не особо интересовался колесом, не собирался и катать его туда-сюда по дороге. Ему просто хотелось разлучить Феликса с его странным товарищем, и колесо наверняка валяется где-нибудь на помойке.

Феликс не стал искать колесо. Так и ходил в одиночестве, ссутулив плечи и понурив голову, вглядываясь в землю на дороге, будто все-таки надеялся что-то найти, какое-нибудь другое колесо, которое быстрее помчало бы его по дорогам к лучшей жизни.

Когда Феликс подрос, то начал работать в соседских садах. Заслужил доверие многих, ему и ключи оставляли от садовых калиток и домиков, и давали немного денег.

Не так давно Феликс бросил интернат. Даже школу не окончил, просто в один погожий день встал и ушел не оглядываясь. Поговаривали, что Феликс устроился грузчиком на рынке Лило. Трудился тяжело, что называется вкалывал, и, по словам Дали, честным трудом зарабатывал себе на хлеб.

Были еще такие обитатели интерната, забыть которых поистине невозможно. Как Серго, который лежит теперь на Авчальском кладбище.

И Оксана, душа нараспашку, русая, синеглазая, с растерянной улыбкой на вечно влажных красных губах. Оксана слегка заикалась, и, когда разговаривала, у нее во рту собиралось столько слюны, что в уголках губ кипела пена. От других интернатовских девочек Оксана отличалась тем, что одевалась не как мальчишка, не любила брюки, предпочитала носить пестрые сарафаны и юбки. Оксана была красивая, но все знали, что ей никогда не стать героиней, как раз из-за той неуместной улыбки, которая отражалась на ее узком и нежном лице. Пацаны с района куда только не увозили Оксану. Потом девочка, все так же улыбаясь, возвращалась с конфетами и какими-то пустяковыми подарками. По району ходили поговорки: «Весь Глдани учился ебле с Оксаной», «Застегни брюки, Оксана близко», «Имел Оксану во все дырки, а расплатился пастилкой», «Оксана приняла мой болт за чупа-чупс» и так далее.