Мадонна уже много лет живет в Америке, и вот взялась помочь одной тамошней семье усыновить ребенка. Она несколько лет работала у них, ухаживала до самой смерти за престарелой матерью хозяйки, несмотря на ее трудный и вредный нрав. За такую преданность и самоотверженность семья полюбила не только Мадонну, но и чужую, совершенно неизвестную и странную для них страну – Грузию. Вот Мадонну и попросили помочь в выборе ребенка. Их собственный сын-инвалид погиб, поэтому ребенка решили взять из интерната для детей с похожими заболеваниями. Такой интернат в Тбилиси не один, Мадонна обошла все и сфотографировала шести-семилетних детей. Здесь на самом деле есть и другие дети подходящего возраста, но Цицо выбрала и посоветовала Мадонне снять именно этих, по ее словам, «сравнительно приемлемых» ребят. Цицо учла и то, что родители и родные отказались от ответственности и ухода за детьми, которых она выбрала, поэтому судьбу их целиком решает интернат и министерство.
Цицо подсаживается к Мадонне и рассматривает детские лица на снимках.
– Потом дай мне записать их имена, фамилии и короткие рассказы об их жизни, – говорит Мадонна.
– Ой, им и это нужно? – удивляется Цицо.
– Конечно, нужно. Должны же они иметь какое-то представление о тех, кого берут в семью.
– Остальных не будете снимать? – приближается к ним Лела.
Цицо замечает Лелу, но ответить не успевает: из толпы ребят снова высовывает голову Леван.
– Нет, им нужны маленькие, большие дебилы вроде нас им не нужны! – смеется он.
– Э-эх… Вот бы ты и в других вещах был такой же находчивый! – одергивает его Цицо и смотрит на Левана с сожалением, словно понимает, что отныне от бед этой жизни его никто и ничто не спасет.
Мадонна протягивает Леле руку, поскольку самостоятельно поднять задницу с лавки ей не удается. Лела помогает Мадонне встать. Та говорит, что хочет заснять детей во время игры, и ее просьба вызывает переполох. Пако просит, чтоб его сфотографировали во время игры в футбол, но мяч сдулся, да и Цицо с Мадонной сомневаются, что это хороший вариант. Джильда откуда-то притащила прыгалку. Пако и Лаша стоят на месте. Вымытые, чистенькие, причесанные, они как будто двигаются скованнее, чем их чумазые и дикие собратья по интернату.
– Ладно, пусть… – соглашается Мадонна. – Попрыгайте в классики, поиграйте во что-нибудь понарошку.
Цицо чувствует, что кто-то сзади ее касается, оборачивается и видит Лелу.
– Цицо-мас, у меня к тебе дело.
– Сейчас? – удивляется Цицо.
– Дело у меня, ага, – повторяет Лела.
Цицо смотрит на Лелу с сомнением, извиняется перед Мадонной и отходит с Лелой в сторонку, к елям. После истории с Серго директриса выглядит подавленной и напуганной, относится к Леле с опаской.
– Ну, слушаю тебя! – говорит Цицо, укрывшись в тени ели.
– Цицо-мас, – говорит Лела, – скажи этой Мадонне или как там ее, пусть снимет и других детей. Которые маленькие.
У Цицо екает сердце. Она делает шаг к Леле и говорит негромко:
– А ты скажи мне, кого считаешь нужным сфотографировать… Ты же знаешь, как я тебя ценю.
– Не знаю. Всех. Хотя бы маленьких. Только не просто сфотографировать, а скажи этой Мадонне или как там ее, чтобы всех показала американцам. Вдруг им Стелла понравится, кто их знает! Или Леван.
– Нет, Левана, даже если он им понравится, мы не сможем отпустить, у него есть мать и она не давала нам такого права. Но давай снимем и других, сфотографируем и Стеллу. Погоди…
Цицо деловито направляется к Мадонне. Лела следует за ней.
– Я не разрешила их снимать, чтобы не давать ложных надежд, американцы хотят ребенка максимум шести лет, и ты сама понимаешь, Стелла там никому не нужна, но давай все-таки сфотографируем, отправим.
Цицо и Лела идут к Мадонне и детям, Цицо объясняет, понизив голос:
– Все дело в документах. Если родители имеются, такого ребенка я отпустить не могу, вдруг они объявятся, не садиться же мне в тюрьму? Снимем беспризорных, пожалуйста, их можем отправить.
Цицо, как обещала, предлагает Мадонне снять и других детей, и Мадонна без лишних слов соглашается: какая разница, кого фотографировать?
Остальные дети, сказать по правде, не такие вымытые и чисто одетые, как Пако, Лаша и Джильда, однако же с не меньшей радостью позируют у стенки, следуя указаниям Дали и Мадонны. Фотографируют почти всех детей, кому еще нет десяти и у кого родители умерли или пропали навсегда. Стелла бежит к фонтанчику, мочит руку, приглаживает растрепанные волосы, возвращается к стенке и с улыбкой застывает перед камерой.
– А где Ираклий? – Цицо оглядывает детей. Ираклия не видно.