Грушевая поляна

На следующий день у Ираклия нет урока английского. Марика прислала к Леле соседского ребенка с сообщением, что не сможет прийти, у нее болит живот.

Ираклий смеется:

– Наверное, у нее месячные.

Лела тут же дает ему подзатыльник:

– Не повторяй вслух все, что услышал!

После обеда Ираклий и Лела выходят к грушевой поляне. Свежий воздух, ни малейшего шума. Только птички чирикают. Ночью тоже лил дождь, и омытая ливнями грушевая поляна кажется ярко-изумрудной. Лела шагает по тропинке вдоль края поляны и курит. Ираклий идет рядом.

– Лела, слышь, – говорит вдруг Ираклий, – в тебя, по-моему, Васка влюбился.

Лела останавливается.

– Выбрось из головы!

– Я же не чтобы тебя обидеть говорю, – пожимает плечами Ираклий.

– Знаешь что? – негромко, но с угрозой в голосе произносит Лела и вытягивает из бычка последний, горячий и горький дым. – Васка, по-моему, не меня любит, а тебя, и я выдам тебя за него, если будешь хорошо себя вести, а в приданое вручу Стеллу. Нет, Стелла для тебя – это слишком, Дали с тобой отправлю или Цицо.

– Э-э, – обижается Ираклий, – с тобой разговаривать невозможно.

Лела отбрасывает окурок в сторону. Разглядывает поляну. Среди густой зеленой травы растут грушевые деревья, искореженные, узловатые ветви еще больше опустились к земле.

– Ты не веришь, а он многое терпит от тебя. Я бы не стерпел, клянусь богом, даже если бы не победил, все равно подрался бы с тобой. Но не стерпел бы.

– А на что он способен? Паршивый цыганенок. Боится за свою задницу, потому и живет так.

– Нет, он не боится, Лела, нет! – в запальчивости возражает Ираклий. – Васка никого не боится. Недавно к нам пацан прибегал на футбол, здоровый такой пацан… Помнишь? Обзывался на нас дебилами, а потом матюгнулся на Васку, мол, маму твою беспризорную разэтак, и помнишь, как он его отделал? Ты помнишь?

Лела не отвечает. Думает о своем.

– Пойди-ка, сорви мне грушу, – вдруг просит она.

– Я-то принесу, но она несъедобная.

– Все равно принеси.

Ираклий разувается, стаскивает носки, высоко закатывает брючины.

– С какого дерева хочешь? – кричит он уже с середины поляны и медленно, осторожно ступая по лужам, продвигается вперед. – Вот если провалюсь здесь и утону – ты будешь виновата.

– Не утонешь, не бойся.

– Вот отсюда хочешь? – Ираклий хватается за усыпанную грушами ветку.

– Давай.

– Сколько тебе?

– Одну.

Ираклий оглядывает крупные и круглые, как мячики, груши, зеленые, с полированными боками. Берет одну, отрывает. Широко расставив руки, выходит с поляны, как из воды. Обе голени у него вымазаны в грязи. Он бросает грушу Леле, она, поймав, обтирает ее о штаны и впивается зубами.

– Не годится, – говорит она и протягивает грушу подошедшему Ираклию.

– Кто бы ее так оставил, если бы она годилась, – отвечает Ираклий и тоже надкусывает грушу. Потом, чуть пригнувшись и присев, размахивается и зашвыривает грушу на поляну.

Глава седьмая

В середине июля, когда все боятся выходить из дому из-за жаркого солнца и сплетни по району распространяются медленно, из соседнего дома приходит слух, что Манана бросила Годердзи. По такому поводу каждый встречный и поперечный считает себя вправе высказать мнение: одни говорят, что жена от Годердзи не ушла, а он сам выгнал ее из дому, прознав о ее сомнительной репутации, другие предполагают, что Манана не была девственницей, а третьи уверяют, что Годердзи импотент. Но как бы то ни было, прекрасная Манана уложила два своих чемодана и навсегда уехала с Керченской улицы.

За Мананой заезжает невысокий худой мужчина, чье умное спокойное лицо соседям кажется знакомым. Они помнят его со свадьбы: это отец Мананы. Чемоданы дочери он ставит в багажник «шестерки» и запирает его на ключ. Манана больше не в длинном белом свадебном платье. На ней лосины и длинная полосатая майка. В распущенных длинных волосах видны большие золотые кольца – серьги; от сияющей улыбки, с которой Манана не так давно выходила из машины во дворе интерната, не осталось и следа. Манана бледная, ненакрашенная, ни помады, ни синей подводки в уголках глаз. Но и без косметики она все равно хороша, замечают собравшиеся во дворе. Годердзи не видно, наверное, прячется дома от соседей и любителей поглазеть. Только Венера высовывается с первого этажа и протягивает невестке, теперь уже бывшей, случайно забытую в шкафу куртку. Значит, никакого шанса не осталось, что Манана перезимует вместе с ними. Со стороны эти сборы кажутся мирной семейной сценой. Отец Мананы и Венера действуют дружно и так заботливы, что можно подумать, молодую женщину просто-напросто провожают отдыхать и она скоро вернется домой. Манана не смотрит на парней со двора, те делают вид, что не смотрят в ее сторону. У Мананы длинные крепкие ноги, при ходьбе проступает каждый мускул.

Манана садится в машину, не попрощавшись со свекровью. Отец Мананы подходит к стоящей в окне Венере и говорит просто, без ехидства и злости:

– Счастливо оставаться, калбатоно Венера.