Второй сюжет заключался в следующем. Хрущев в то время как-то обмолвился, что образование должно быть с производственным уклоном, чтобы из школы выходили не белоручки, а молодежь, подкованная знанием каких-либо ремесел. А раз вождь сказал, значит, велела партия, значит, надо выполнять. И министр рассказал сюжет. Не знаю, сам ли он его сочинил или его кто-то надоумил, но рассказывал Михайлов хоть и тихо, но с вдохновением:
— Представляете, в гостиницу районного центра приехала бригада студентов строительного техникума, чтобы отремонтировать сельскую школу. И одновременно в эту же гостиницу приехала футбольная команда из какого-то поселка играть матч в совхозе. Им подали автобусы, но перепутали. И футболистов привезли на строительство сельской школы, а студентов техникума — на совхозный стадион. И что же?! Футболисты замечательно отремонтировали школу, а студенты превосходно сыграли в футбол! — И Михайлов победоносно посмотрел на меня.
Я сидел ошарашенный, выпучив глаза… Потом я с тоской подумал, что первый день путевки пропал, ибо мы попадем в Малеевку только поздним вечером. И еще я подумал: Зоя была права, когда говорила, что не надо ходить к министру. Кстати, почему-то все мои три жены были в этих вопросах умнее меня. И не только в этих.
С тех пор я усвоил, что слова «министр» и, скажем, «светлая голова», или же «министр» и «умница», или же «министр» и «широкий кругозор», или же «министр» и «личность» совсем не синонимы. Они, эти слова, не находятся в близком родстве и даже просто в родстве. К таким грустным выводам я пришел, познакомившись позднее еще с несколькими руководителями нашего кинематографа, редакторами газет, цековскими начальниками и шефами телевидения. Опыт общения с Огурцовыми освободил меня от наивности и остолопства…
Кстати, вспоминается байка Эйзенштейна. Сергей Михайлович рассказывал мне:
— Понимаю, что надерзил министру, вел себя чересчур строптиво, вызвал гнев и раздражение. Понимаю, что пора мириться, просить прощения, целовать руководство в то, на чем они сидят. Звоню по телефону и открыто заявляю о своих намерениях. Мне назначают встречу. Вхожу в начальственный кабинет, умильно улыбаюсь, добрый и раболепный. Покорнейше прошу снять штаны. Начальник весь светится. Он поворачивается ко мне задом и спускает брюки. Я становлюсь на колени, приближаюсь к заветной ягодице, готовлю губы и… в последнюю секунду кусаю!
Из работы на студии документальных фильмов. Оператор Зиновий Фельдман, снимавший что-то в Киргизии, получает от режиссера Ирины Венжер телеграмму-задание:
«Снимите без излишнего размусола двтч беркут пикирует на лисицу убивает ее уносит облака тчк Венжер».
В январе 1957 года в нашу страну приехал Чжоу Эньлай, второй человек в Китае. Это была эпоха, когда «Сталин и Мао слушали нас!..». В честь китайского вождя в Кремле закатили огромный прием. И я впервые получил приглашение, впервые оказался среди тех, кто считался цветом нации. Не скрою, я был приятно взволнован. С туалетами скверно, идти на прием не в чем. Но голь на выдумки хитра — жена вырядилась в элегантный костюм, одолженный у подруги. Меня экипировали коллективно — как говорится, с миру по нитке, — мы в эту пору отдыхали в Малеевке. Так что я напоминал в смысле одежды «сына полка». В частности, помню — галстук на мне принадлежал превосходному художнику, потрясающему парню Давиду Дубинскому. Меня пригласили на кремлевское сборище, потому что я «попал в обойму». «Карнавальная ночь», которая только вышла на экран, была тогда у всех на устах…
Шествуя на кремлевский прием в потоке суперзнаменитостей, таких как Сергей Образцов и Александр Корнейчук, Ольга Лепешинская и Михаил Чиаурели, Тихон Хренников и Юрий Завадский, Сергей Михалков и Роман Кармен, Эмиль Гилельс и Сергей Бондарчук, я чувствовал себя приобщенным к сливкам общества.
Мы с Зоей, приодетые с чужого плеча, тем не менее нарядами не выбивались. Мы стояли в толпе светил и чувствовали себя среди них чужими. Светила сбивались в кучки, непринужденно беседовали и явно чего-то ждали. Все были как бы на стреме. Мы с Зоей простодушно решили, что все напряжены в ожидании появления Чжоу Эньлая и Хрущева. Мы тоже принялись ждать неведомо чего. Стоять было скучно. Нас никто не знал, мы ни с кем не были знакомы. Поэтому знаменитости к нам не подходили и в беседу не вступали. Мы тупо торчали, окруженные шикарным бомондом. Неожиданно проследовавший мимо кинорежиссер Григорий Александров поздоровался с нами — оказывается, он меня знал — и представил нас самому Булганину, который милостиво пожал нам руки. Я был очень польщен. Через два или три дня после банкета выяснилось, что Булганин уже снят с поста Председателя Совета Министров СССР. Кстати, с комедиографом Григорием Александровым я больше никогда в жизни не встречался и не разговаривал. Судьба нас больше не сводила.