Грустное лицо комедии, или Наконец подведенные итоги

Наконец по радио последовало приглашение гостям направиться в Георгиевский зал к накрытым столам. И тут я понял, чего ждала расфуфыренная массовка: она ждала сигнала. Народные артисты и лауреаты, классики литературы и балета, корифеи живописи и оперы, мастера кинематографа и музыкальные маэстро — их было около тысячи человек — стремительно рванули к столам. Мы с Зоей не успели оглянуться, как остались одни-одинешеньки. А еще секунду назад в глазах рябило от прославленных лиц. Мы тоже двинулись в Георгиевский зал к столам, да где там. Мы все время упирались в декольтированные спины, в оголенные плечи, в дорогие пиджаки, в меха и в зады, зады мужские и женские. Толкаться и пропихиваться к угощению было неловко — все-таки закусывали люди, известные всей стране. То ли они заранее готовились к банкету и не ели в связи с этим несколько дней, или же неизвестное тогда слово «халява» имело над сытыми, обеспеченными людьми столь неодолимую силу? Во всяком случае, уже немолоденькие звезды проявили поистине спринтерскую прыть. Над Георгиевским залом плыл плотоядный гомон: стук тарелок, звон бокалов, лязганье жующих челюстей, нечленораздельные восклицания… Когда минут через тридцать нам все-таки удалось пробиться к столам, они представляли печальное зрелище: объедки, остатки, останки. Я даже не могу рассказать вам, дорогой читатель, о меню своего первого Кремлевского бала. Никакая фантазия не смогла бы восстановить того, чем полакомились первачи. Думаю, саранча позавидовала бы голодной оголтелости элиты…

Тогдашнее впечатление — оно было первое — оказалось сродни ожогу. Но и потом в разные времена, и отнюдь не только в нашей стране, я наблюдал точь-в-точь такую же картину: богатые и сытые бежали к бесплатной шамовке. И, к моему глубокому сожалению, порой и я, опытный и поднаторевший, оказывался в первых рядах тех, кто храбро штурмовал крабы и икру, семгу и салаты, заливное и жульены…

* * *