Грустное лицо комедии, или Наконец подведенные итоги

В это время дверь открылась, и из туалета вышел… сосед. А Вася, оказывается, пытаясь отрезветь, уже давно окунал себя в холодную воду в коммунальной ванной.

Вообще с ванной в этой квартире существовали проблемы. Горячей воды не было вовсе, ибо дровяная колонка от старости разрушилась. И Вася, не любивший баню, шлялся по друзьям, у которых были ванные комнаты. Помню, он даже умудрился помыться на нашей с Зоей Фоминой свадьбе. И в три часа ночи из ванной нашей коммуналки раздавались Васины восклицания:

— Какая замечательная свадьба! И вкусно, и выпивки полно, и помыться можно!

Как-то раз, уходя с компанией гостей после моего дня рождения, он остановился у булочной, где из хлебного фургона, как обычно поздно вечером, хлеб подавался в квадратное отверстие в стене магазина.

Вася неожиданно для всех быстро забрался в хлебный фургон, улегся на пустые нары из-под лотков и свернулся клубком. Когда его стали стыдить и выгонять, он кротко объяснил:

— Не трогайте меня! Я городская булочка!

Читатель может решить, что мой друг был алкоголиком, пьянчужкой, но это не совсем так. Однако выпить на праздник и в гостях любил и был в этом состоянии очарователен…

Мне довелось быть свидетелем со стороны жениха на свадьбе моего друга. Вася женился довольно поздно, на подходе к сороковнику. Помню, как он мне рассказывал об Инне. Инна родилась в Эстонии в еврейской семье искусствоведа Юлиуса Генса, ученого и знаменитого библиофила. Его библиотека славилась на всю Европу. Инну воспитывали помимо мамы бонны и гувернантки. Ее учили кроме ее первого языка — немецкого — французскому, эстонскому, английскому. В доме на стенах висело множество картин знаменитых художников.

Одиннадцатилетняя Инна сидела на дереве и радостно приветствовала Красную армию, входившую в Таллин в сороковом году. По секретному сговору с Гитлером Прибалтика, как и часть Польши, отходила к Советскому Союзу. Установление советского режима принесло неисчислимые бедствия семье Генсов. Дом был разорен, библиотека украдена, семья лишилась крова, родители Инны умерли.

И вот этой аспирантке-бесприданнице (от прежней роскоши у Инны осталась только одна картина Коровина) Вася предложил свои руку и сердце. На свадебном обеде Инна показала себя во всем блеске: такой вкусной телятины я не ел никогда, ни до, ни после этого события. Очевидно, выйдя замуж, Инна как-то утратила секрет приготовления этого привораживающего блюда — должно быть, за ненадобностью. Жена Васе досталась замечательная, и это еще раз говорит о его вкусе и безошибочном умении разбираться в людях. Она превосходно готовила, а помимо этого стала еще кандидатом искусствоведения, специалистом по японскому кино (выучила еще и этот язык), автором ряда книг и монографий о киноискусстве Страны восходящего солнца. Но главное, она была любящим и преданным другом.

Свекровь Галина Дмитриевна и «неродная» свекровь Лиля Брик души в ней не чаяли.

На свадебном обеде, где свидетельницей со стороны невесты была писательница Наталья Давыдова — тогдашняя жена писателя Анатолия Рыбакова — была сказана фраза, которая врезалась мне в память на всю жизнь.

Анатолий Наумович, подойдя к вешалке с пальто и шубами (а свадьба справлялась на Разгуляе, в «Вороньей слободке»), спросил у жены:

— Ты сегодня в какой шубе?

Это было сказано делово и буднично, он хотел найти то, в чем пришла жена (Рыбаков приехал позже, отдельно от Наташи), во фразе не было понта или желания блеснуть богатством. Мы же, хотя и вышли уже из состояния нищеты, но до шуб нам было еще очень далеко. И поэтому фраза запомнилась навсегда…

В сентябре 1994 года Вася позвонил мне:

— Помнишь ли ты, что ровно пятьдесят лет назад мы с тобой встретились?

Я помнил. Больше того, я помнил, что полвека мы с Васей дружили, ни разу у нас не случалось ни одной размолвки и никакой черной кошке не удалось пробежать между нами. Было решено отметить нашу золотую дружбу. Это, конечно, придумал Вася. Я бы никогда до этого не дотумкал. Золотая свадьба редко, но бывает. Про золотую дружбу я услышал впервые. Пригласили друзей — повод для застолья был редкостный, из области рекордов в Книге Гиннесса…

Особое отношение у Васи было к подаркам, которые он обожал дарить. Но, правда, иногда и отнимал обратно. Помню, на заре нашей дружбы он подарил мне какую-то картинку, а через два года пришел, снял эту картину со стены и сказал:

— Она у тебя повисела. Хватит. А теперь я ее подарю такому-то. Пусть повисит у него.

Это случилось в эпоху нашей общей чудовищной бедности.

В последние годы Катанян поступал так:

— Ты все равно будешь делать мне подарок ко дню рождения. Так вот, в Краснопресненском универмаге, на первом этаже направо — отдел посуды. Там есть чайный сервиз на шесть персон за тридцать восемь рублей. Но там их два — в синий горошек и желтую клетку. Так ты возьми тот, который в синий горошек.

Или поступали такие указания:

— На Новом Арбате в магазине «Мелодия» в отделе классики продается альбом оперы «Пиковая дама» за восемь рублей. Подари мне этот альбом.