Грузинские романтики

«Господи, спаси и дай победу!
Свой народ тебе я предаю,
Ты ведь знаешь сам, какие беды
Обступили Грузию твою.
Господи, враги неисчислимы.
Помоги нам, Боже, в эти дни.
Пронеси свой гнев Господень мимо,
Грузию спаси и сохрани», —

Так молился в лагерной палатке

Царь Ираклий, рвением горя.
Были жарки накануне схватки
Слезы сокрушенного царя.
На Крцаниси для отпора шаху
Стало войско твердою ногой.
Здесь придется Маленькому
Каху Силами помериться с Агой.

С юга показались персияне.

Небо в эти страшные часы
Изливало на поле сиянье
В блеске всей полуденной красы.
Царь сказал: «Гляди, моя дружина,
Как заносчив нечестивый враг.
Слушай, воинство мое! Грузины,
Судьбы Грузии у вас в руках.
Отдадим ей всё, что только можно.
Я надел, как вы, простой доспех.
Ныне выяснится непреложно,
Кто отчизну любит больше всех».
— «Счастье, — отвечало войско хором, —
Что ты сам здоров и невредим.
Стыд робеть таким волкам матерым
С бравым предводителем таким!
Только ты живи и долгоденствуй.
За тебя отрадно умереть:
Что нам враг, когда для нас блаженство
Знать тебя в живых и лицезреть».
Царь был рад ответу ополченья.
Тут его любили, как отца.
Трубы затрубили наступленье.
Встрепенулись ратников сердца.
Кто, заслышав эти переливы,
Не захочет броситься вперед?!
В чьей душе, и в самой боязливой,
Звук трубы отваги не зажжет?
Разгорелся жаркий бой. Грузины
Ринулись на персов, словно львы.
Кровь ручьями хлынула в низины
И в Куру чрез луговые рвы.
Обе стороны схватились близко,
Бьются и не замечают ран.
Тут весь цвет страны — Тамаз Энисский,
Тут и Абашидзе Иоанн.
Не слабеет общая решимость,
Царь — живой прообраз храбреца.
Несмотря на их неустрашимость,
Бой в разгаре, не видать конца.
Шапки вмиг надвинули грузины,
Взяли шашки, свистнули клинки,
И врубились хваткою старинной
В построенье вражье смельчаки.

Ночь границу положила бою.

У грузин бесспорный перевес.
Царь Ираклий посмотрел вдоль строя.
Временный восторг его исчез.
Он уже не рад своей победе.
Юношам убитым нет числа.
Сколько неутешных слез в наследье
Эта битва близким принесла!
Их могил уже мы не застанем,
Имена рассеяны их в прах.

Памятника нет с напоминаньем

О святых и славных их делах.
Тишина скрывает эти тени.
Спите мирно, тени! Всё равно
Слух о вас лелеет провиденье.
Вам истлеть бесследно не дано.
Вечно живо, цело и сохранно,
Что в веках оставило печать,
И, покамест не забудут хана,
В Грузии вас будут вспоминать.

Царь сказал начальникам: «Нас мало.

Надобно врага предупредить:
Запереться в крепость Нарикалу
И ее поспешно укрепить.
Здесь у хана мы как на ладони,
За стеной же, на крутой скале,
Он поверит, что — при всем уроне —
Мы еще в значительном числе.
Поговорка есть для обихода:
„Силу хитрость может превозмочь“».
Согласились с этим воеводы
И ушли в Тбилиси в ту же ночь.

Утром были жители в унынье.

Город весь окутывал туман.
К Нарикале, крепостной твердыне,
Подступил с утра Магомет-хан.
Без успеха трое суток сряду
Била стены грозная орда.
Хан уж снял бы, может быть, осаду,
Если бы не новая беда.
Хоть никто не ждал ее отсюда,
Но пришла измена в их среду,
И, к стыду, их собственный Иуда
Предал их за небольшую мзду.

Царь хотел, открытием взбешенный,

Вылазкой отбросить персиян,
Чтоб поправить часть того урона,
Что нанес предателя обман.
Но уже последствия измены
Обрекали дело на тщету.
Дожидаясь сдавшихся, надменно
Хан стоял на крепостном мосту.
Чуть ворвавшись в крепости пределы,
Он искал по всем углам того,
Кто отсрочивал ему так смело
И так долго это торжество.
А того уж поминай как звали.
Царский конь был силен и ретив.
Царь Ираклий был на перевале,
Честь победы персам сократив.