Гулящая

- Не бывал? Смотри и не попадай. Нет ничего хуже, когда тебя надвое разорвут... Он вот,- и Довбня ткнул себя пальцем в лоб,- говорит: наплюй на все! Так уж повелось на свете, что всяк чужой век заедает. А оно глупое! опустив руку к груди и показывая пальцем на сердце, продолжал Довбня,- от жалости плачет, разрывается!.. Тьфу!

Проценко зевнул.

- Зеваешь? Спать хочешь?

- Пора уже.

- Ну что ж, пойдем.

- Нам тут расходиться,- намекнул Проценко.

- А, расходиться? Ну, прощай!..- И Довбня первый пошел прочь от него.

- Нет, погоди! - крикнул он, останавливаясь.

- Чего?

- Хорошие, брат, люди поп с попадьей. Она хорошая... Как ты думаешь?

Довбня ляпнул такое, что Проценко только плюнул и, ничего не отвечая, зашагал дальше.

- Молчишь? Знает кошка, чье мясо съела, вот и молчит! - говорил сам с собой Довбня, бредя по площади. Он часто спотыкался, пошатывался, не замечал луж, блестевших на дороге, и, угодив в грязь, ругался; вылезал и снова плелся дальше, не зная куда, не зная зачем.

А Проценко, оставшись один, вздохнул с облегчением. Он боялся, как бы Довбня не напросился к нему ночевать... Пьяный будет болтать всю ночь!.. Добро бы - о чем-нибудь путном, а то - об этой потаскушке... Тоже мучится человек, убивается. Чего!

Проценко стал раздумывать над всем тем, что наплел ему пьяный Довбня... "Нет ничего хуже, когда тебя надвое разорвут. Ум говорит: наплюй! а сердце другое поет... Странное дело!" - думал Проценко, удивляясь не тому, что случилось с Довбней, а тому, что так вообще бывает. В своей жизни он не мог вспомнить ничего подобного: она его всегда выносила на легких крыльях счастья и удачи. Раз как-то повернулась она к нему своей оборотной стороной, закружила в бездонном омуте, но и то не увлекла на дно, а сразу вынесла наверх, на чистые и тихие воды и помчала-понесла вперед к счастливому берегу, оставив в душе только горькие воспоминания о заблуждениях, свойственных молодости. В другой раз это не повторится! Нет, не повторится - гнал он прочь неприятную мысль, которая вдруг пришла ему на ум... "Жизнь - удача,- продолжал он думать.- Бери от нее все, что она дает; бери на время, зная, что нет ничего вечного; не жалей о том, что проходит мимо тебя; не зевай, если оно само плывет тебе в руки!"

Ни глубокая ночная тьма, ни глухие и безлюдные улицы - ничто не мешало Проценко предаваться своим мыслям, напротив, еще больше помогало им расти и шириться. Они овладели им целиком, словно окутали его густым облаком. В его памяти встал вчерашний вечер и нынешний. Вчерашний был куда веселее и лучше, и равнять с нынешним не приходится! Вчера согревала сердце музыка Довбни, а сегодня жжет его поповская водка; вчера привлекла красота Христи, а сегодня душу мутит от приставаний попадьи. Довбня хоть и пьян был, но и ему это бросилось в глаза. Вон какую ляпнул он голую правду! И хоть омерзительна она на его пьяном языке, но не поражает... а почему? Потому, что сама правда тоже голая, неприкрытая... Это бесстыдное заигрывание! Это кокетство! Он даже вздрогнул. А там совсем другое: и робость и стыдливость, только лукавый взгляд выдаст иногда, как бьется сердце, чего оно хочет... А чего оно в самом деле хочет?..

Он и не заметил, как дошел до дому... Темно всюду, нигде не видно огонька... "Спят, должно быть. Надо постучать в кухонное окно, чтобы открыли",- подумал он, входя во двор и огибая дом.

- Сейчас, сейчас! - донесся до него чей-то голос из кухни, когда он постучал в окно.

"Кто же это? Христя или Марья? Лучше, если бы не Марья".

Когда он обогнул кухню, дверь в сени уже была открыта, и в темном проеме серела чья-то фигура.

Он стал всматриваться.

- Что же вы стали? Идите же! - раздался голос Христи.

Он затрепетал.

- Это ты, Христина? Голубка моя! И встать не поленилась? - тихо промолвил он и, обняв девушку, запечатлел на ее щеке жаркий поцелуй.

- Что это вы! Господь с вами! - еле слышно проговорила она.

Ему показалось, что при этих словах она как будто крепче прижалась к нему. Он слышал ее горячее дыхание, чувствовал ее тепло.

- Солнышко мое! Христиночка!..- И уста их слились. Он ощутил на губах томительную сладость поцелуя, сердце, как огнем, обожгло... Как безумный, привлек он ее к себе, сжал в объятиях и покрыл поцелуями ее лицо, губы, глаза.

- Будет, будет вам... Еще Марья услышит,- шептала она.

- Яблочко мое! наливчатое!..- Он приник к ней, к ее теплой груди; он слышал, как билось ее сердце, как пронизывало его ее тепло, как оно не грело - обжигало его.

- Идите же, я сама запру! - громко сказала она.

Он как ошпаренный бросился в комнату. А Христя, заперев дверь на засов, взобралась на печь.

То ли на печи так тепло, то ли взбудоражили ее эта неожиданная встреча, горячие поцелуи и объятия - только кипит кровь у Христи, волнуются мысли, не дают ей заснуть... Сердце у нее так сильно бьется!.. Неизведанные сладкие и нежные чувства охватывают душу... Почему-то хочется и смеяться и плакать.