Гулящая

- Христина! Дайте умыться,- тихо промолвил он, а она затрепетала!

Набирая воду для умыванья, она не заметила, что зачерпнула только полкувшина; вбежала в комнату к панычу - и вспомнила, что забыла взять таз. Бросилась назад, набрала полный кувшин, как лекарства, глотнула в сенях свежего воздуха и, ни на что не глядя, пошла, как на смерть, к нему в комнату.

Он поглядел на нее,- а она до корней волос покраснела! Она чувствовала, что он смотрит на нее, пристально смотрит.

- Что это вы сегодня как в воду опущенная?- спросил он у нее, становясь над тазом.

Она молчала и млела. Он еще пристальней поглядел на нее.

- Да умывайтесь же! - с болью в голосе сквозь слезы проговорила она.

Он вздохнул и подставил руки. Тоска взяла ее тут, такая горькая, невыносимая тоска, что она чуть не заплакала... Отчего? Она сама не знает отчего... Льет воду, и сама не знает, куда она ее льет; видит сквозь слезы, красноватое что-то мелькает, догадывается, что это его руки, и льет на них; льет тогда, когда красноватое пятно мелькнет перед глазами, но не видит, не знает, столько ли льет, сколько нужно. Она бы, наверно, не заметила, что он уже кончил умываться, если бы он не сказал: будет!

Торопливо схватив таз и кувшин, она выбежала от него. В кухне ей стало легче: она не сгорает больше со стыда, ничьи глаза ее больше не смущают.

Когда он напился чаю и пошел на службу - ей стало совсем легко, словно промчалась туча, заслонявшая солнце, и оно опять засветило. Помогла ей и обычная работа. Марья с барыней хлопотали у печи, а она стала убирать и подметать комнаты. Где уж тут думать, когда работы по горло? Она носилась как угорелая, чтобы всюду поспеть. А когда убирала у него в комнате, то особенно постаралась: перетерла все так, чтобы пылинки нигде не осталось; по нескольку раз переставляла каждую вещь, чтобы все стояло как можно красивей, казалось как можно нарядней; и подушки на его постели взбила так, что они лежали пышные и высокие, без единой морщинки или складочки!

"Вернется домой, увидит, что всюду так чисто и красиво, пусть тогда догадается, кто к этому руку приложил!" - подумала она с легким вздохом.

Она чувствует себя совсем спокойной и счастливой. Жизнь улыбается ей, манит неведомыми чарами, влечет нечаянной надеждой. Все, что давило душу и будило тоску,- исчезло; все прошло - миновалось; никто ничего не заметил, никто ничего не узнал; это она только зря растревожилась и испугалась... А жаркие поцелуи горят у нее на лице, горячие объятия согревают ей сердце, трепещет оно у нее в груди от тихого счастья. Ей стало вдруг так весело, что она запела бы, если б никого не было дома. Да она и не выдержала. Картошка кончилась, надо было сбегать за ней в погреб. Она как раз в эту минуту в кухне случилась и сама вызвалась сбегать... Еще по дороге в погреб она затянула песню, а когда очутилась в темной его пустоте, запела уже во весь голос так, что эхо в погребе отдалось! Высоко и тонко звенит ее голос, ударяясь о стены и потолок глухой ямы, тесно ему в этой яме, и от этого раздается он все громче, все сильней. Эхо вторит ей! гудит, гогочет, свод! - а она заливается. Песня сама льется из души, без натуги, неутомимо поет Христя, и голос ее не знает ни напряжения, ни усталости - одинаково ровен, тонок и высок!

Весь день до обеда она была радостна и весела. И когда он вернулся с хозяином, она подавала обед и не стыдилась уже его так, как утром. Ненароком взглянув на него, она всякий раз удивлялась, как это она раньше ничего не видела... Да какие же у него ясные глаза! да какие черные брови! и маленькая бородка какая шелковая, и как же она к лицу ему! и вся повадка его и его взгляд - все у него такое милое, такое хорошее, так и тянется она всей душой к нему!

Когда хозяева пообедали, они с Марьей тоже сели обедать. Христе так хочется поговорить! Кажется, болтала бы, не умолкая. Да Марья что-то не в духе: сидит печальная, хмурая, сердится, что ли?

- Не видали ли вы, тетенька, Марины? - весело спросила Христя, вспомнив, что Марина, как оставила свое монисто, так и пропала.

- Марины? - переспросила Марья.- Носишься ты со своей Мариной! Я думала, она и в самом деле путная девушка, а она - черт знает что! холодно сказала Марья.

- Это как же? - удивилась Христя.

- Да так! Вон - на содержание идет!

- На какое содержание? Куда?

- Паныч один в деревню берет ее к себе.

- Нанимается, что ли? - не понимая, допытывается Христя.

- Нанимается... с панычом спать,- с улыбкой ответила Марья.