- Вернулась бы к мужу. Так все надоело - не поверишь!
Христя ничего не ответила; Марья тоже замолчала.
В тот же вечер, подав хозяевам ужин, Христя постилала в спальне постели.
- Марья дома? - спросил хозяин.
- Дома,- ответила хозяйка.
- Научил солдат дома сидеть! Что же она теперь делает?
- Что делает? Ничего. Спит или так лежит.
- Не знаю, зачем мы держим двух служанок, когда и одной нечего делать? - помолчав, сказал хозяин.
- А как же со стряпней? - возразила хозяйка.
- Разве Христя одна не справится? Справлялась же она, когда Марья бегала... А ведь лишний рот - сколько она одного хлеба съест? Да и платить надо ей, и немало. Лучше уж Христе немного прибавить...
Христя как раз стояла против двери и видела, как хозяйка, дернув хозяина за рукав, кивнула головой на спальню. Хозяин умолк, наклонился над тарелкой и скоро заговорил о другом.
Христя уже больше не слушала; постлав постели, она стремглав убежала на кухню. Из глубины ее души, с самого дна сердца поднялась гнетущая тоска, мучительная, жгучая боль пронизала ее насквозь. Когда легли спать, она рассказала все Марье.
- А ты думала, нами очень дорожат? - спокойно сказала та.- Я давно тебе говорила, что мы хороши, пока нужны, а миновала в нас надобность, хоть с голоду подыхай, никто куска хлеба не даст! Так ты и знай да учись: не очень старайся, нечего в лепешку расшибаться. Нас не будет - другие найдутся. Хорошо только тому, кто сам ничего не делает или за деньги чужую работу покупает, а рабочему человеку везде одинаково. Такая уж наша доля, такая уж наша участь проклятая!.. Я уж давно видела, что меня рассчитают. Как они еще этого раньше не сделали? Что до меня - так мне все едино: свет не клином сошелся; не будет Галя - будет другая... Не у них одних работа, и у других найдется, а рук мне не занимать стать... А вот когда ты останешься одна, держись! Они тебя запрягут, увидишь тогда!
- Да мне лишь бы год отслужить, а там ну их!
- Год! - удивилась Марья.- Да разве это мало- год? Им только этого и надо... Год отслужишь, а там они немножко прибавят и опять останешься.
- Нет, не останусь,- решительно ответила Христя.
- А если и не останешься, так ведь всю зиму и весну своим хребтом отдуваться - это тебе не шуточки!.. Ведь на тебе одной будут выезжать. Вот ты и подумай!
- Что же мне делать? - в отчаянии спросила Христя.
- Как что? Бросай и ты вместе со мной.
- Как же мне бросить?
- Как? Да так же, как все. Тебя нанимали в горничные - за стряпню не берись, это, мол, дело кухарки. А если стряпать, так я, мол, и вовсе не хочу.
- Да меня просто нанимали, не говорили, для чего.
Марья только засмеялась.
- Чудачка ты! - сказала она.- Хватит! спать пора!- прибавила она и скоро заснула.
А Христю обуяла тяжелая дума. Ей было больно и страшно; досада и слезы мучили ее. Она не знает, что делать, как уйти от беды, которая надвигается на нее. Послушаться Марьи - и бросить?.. Сердце ее этого не хотело. Оно шептало, что она оставит здесь родную душу, лишится дорогого, милого ей человека. Да и где она сразу найдет себе место? Хорошо Марье: у нее всюду полно знакомых, город она знает как свои пять пальцев, ткнется туда-сюда и сразу найдет. А какие знакомые у Христи? Где у нее заступники? Одна, одна как перст! Но и тут остаться - и работы прибавится и...- она не додумала, не договорила, слезы в три ручья брызнули у нее из глаз.
На другой день она встала с еще большей тяжестью на душе. Сегодня рассчитают Марью; сегодня ей надо на что-то решиться - было ее первой мыслью. Пока встали хозяева, она ходила как приговоренная к смерти. Вот они встали, посылают Марью на базар. Та сходила на базар, вернулась. О вчерашнем никто ни слова; все как будто тихо, мирно. Христе стало легче... А может, они только поговорили, может, все обойдется-уладится?
День прошел, другой прошел; только всего и случилось, что Марья сбегала куда-то на часок и быстро вернулась. На четвертый никто ничего не говорит; на пятый уж Христя забывать стала.