Гулящая

В трех водах мыла Христя руки и все еще сердилась, что они у нее не такие белые и чистые, как ей хотелось бы. Чай сели пить в столовой, где всегда хозяева пьют; он - на одном конце стола, она - напротив него.

Боже! Как она счастлива! В первый раз в жизни она чувствует себя равной с ним, близкой ему. Мечется она как угорелая, то поглядит, не заварился ли в чайнике чай, то бросится стаканы перемывать, потому что на донышке как будто что-то чернеет. Сердце у нее бьется, руки дрожат; а он смотрит на нее и смеется: и это, мол, не так и то не так.

- Да ведь в первый раз я... В первый ведь раз!- отвечает она в смущении.- Привыкну, буду заправской хозяйкой.

- Посмотрим, посмотрим!

Только Христя налила два стакана чаю, как услышала стук кухонной двери. Она так и обмерла.

- Кто-то пришел... Неужели паны? - В диком испуге глаза ее забегали по комнате, по дверям.

- Ну, а если даже и они? Чего же ты испугалась? успокаивает он ее.Скажешь - чай наливала.

Она вскочила и опрометью бросилась в кухню. По среди кухни виднелась чья-то черная фигура.

- Кто это?

- Я,- послышался грубый голос.- Григорий Петрович дома?

Она узнала Довбню.

- Дома... нет! - переведя дух, крикнула она.

- Как нет? А это кто сидит? - спрашивает Довбня, показывая на Проценко, который сидел спиной к кухонной двери.

- Они чай пьют.

- Ну так что же? И я чаю не пил; вместе попьем.

- Лука Федорович? - оглянувшись, спросил Проценко.- Сколько лет, сколько зим! Что это вас так давно нигде не видно? Пожалуйте сюда...

- Разве вы перебрались в другую комнату?

- Нет. Тут всегда хозяева чай пьют. Сегодня они все ушли в гости, а я остался дома; вот, чтобы не нарушать порядка, я и пришел сюда чаю попить... Пожалуйте, пожалуйте,- приглашал он Довбню, который все чего-то мялся на кухне.

- Пусть пальто тут полежит. Никто его не украдет?- обратился он к Христе, положив пальто на постель.

- Кто ж его тут возьмет? Слава богу, воров еще не бывало,- обиженно сказала Христя.

- А кто его знает? Может, какой-нибудь солдат зайдет. Теперь их в городе до черта.

- Чего же им сюда заходить? - удивилась Христя.

- А может, к тебе?

Христя так и вскипела!

- Я не такая, как Марина, ко мне солдаты не ходят! - гневно ответила она; но Довбня уже ушел в столовую и не слышал ее.

Грустная, невеселая села она на лавку у стола и подперла рукой щеку. В неплотно притворенную дверь пробивался из столовой свет и длинной узкой полоской тянулся по темному полу. Христя смотрела на эту полоску, а тоска и досада давили ей душу... Там, за дверью, на столе остался ее недопитый чай, а ей так хотелось в первый раз в жизни попить с милым другом чайку, словом с ним перемолвиться. "Вот и попила! вот и поговорила! И принесла же его нелегкая! И чего? Пьяница проклятый! Надоело по шинкам таскаться, так давай еще по гостям ходить!" - бранится про себя Христя, а слезы у нее так и кипят, так и застилают глаза... вот-вот брызнут!.. И вдруг...

- Христя! - донесся до нее голос Проценко.

Две слезы, будто две горошины, показались у нее на глазах, щекоча, покатились по личику и тяжело упали на землю.

- Христя! - еще раз крикнул Проценко.

- Чего? - Христя поскорей утерлась.

- Чего ты там сидишь? Иди хоть чаю нам налей.

Христя, потупившись, вошла в столовую, молча подошла к столу, налила чаю и пошла было в кухню.

- Куда же ты? Разве не хочешь чаю? - спросил Проценко.

- Да она плачет,- взглянув на нее, сказал Довбня.

- Плачет? Чего?

Тревожный взгляд Проценко встретился с ее заплаканными глазами... Христя убежала в кухню.

- И чего это она? - удивлялся Проценко.- Была так мила, весела... Чай наливала, смеялась; а тут сразу - на тебе! - говорил он Довбне.

- Погодите, уж не я ли ее обидел? - догадался Довбня.

- Как? Чем?

- Да... кладу пальто и говорю ей: "Смотри, чтоб солдаты не украли". А она мне: "Какие?" - "Может, говорю, к тебе ходят".

- Так вот чего она!..- бросился Проценко в кухню.

- Да-а-а,- всхлипывая, ответила Христя.- Разве я с солдатами знаюсь? Разве я путаюсь с ними, что он мне глаза ими колет,- совсем расплакалась Христя.

- Ну и дурочка же ты! Я ведь только спрашивал,- успокаивал ее Довбня.

- Дурочка! А зачем же говорить такое?

- Ну, он больше не будет. Довольно, перестань. Умойся холодной водой да иди сюда, чайку нам налей,- говорит Проценко, досадуя в душе на Довбню.

- Я, ей-богу, не думал ее обижать,- стал оправдываться Довбня.- Так себе брякнул, а она вот видите... Бабьё! Все они такие. И Марина такая... Вы знаете, зачем я к вам пришел?

- Зачем?

- Женюсь! - сверкая глазами, ответил Довбня.

- Помогай бог! На ком?

- Пришел просить на свадьбу. Придете?

- Отчего же? На ком женитесь?

- Да на Марине!

Проценко только глаза вытаращил.

- Как на Марине? Ведь Марина в деревне.

- Была в деревне, а теперь тут.

- Как? Каким образом?

- Жаль мне стало проклятую девку. Пропадет, думаю. Ну, я и выписал.

- Когда же свадьба?

- Да вот после праздников. Сразу после богоявления.

- Удивительно! - задумавшись, проговорил Проценко.